немного огня – середина пути (с)
Публикация VK
Публикация на Дыбре
Я ВЕРНА СЕБЕ | ICH GEHÖR’ NUR MIR
Оригинальное либретто - Михаэль Кунце
Эквиритмичный перевод - Юлия Шарыкина
Акт 1. Сцена 8.
Покои Элизабет в замке Лаксенбург
/продолжение/
Элизабет резко отворачивается и уходит к краю сцены. Император Франц Иосиф собирается пойти за ней, но эрцгерцогиня София останавливает его.
читать дальше
ЭЛИЗАБЕТ:
Для всех – лишь игрушка:
Доверчива и скромна,
Любима, послушна –
Нет, это не для меня!
Покорна не буду я судьбе,
Ведь я верна себе.
Все, кроме Элизабет, неподвижно стоят в полутьме комнаты.
ЭЛИЗАБЕТ:
На мир я взираю,
Поднявшись под небосвод,
И лучше всех знаю,
Что путь мой – как тонкий лёд.
И пусть риск сопутствует борьбе,
Я верна себе.
Не спорь, ты лишь сможешь меня оттолкнуть:
В словах – эхо будущих бед.
От них я сбегу и уже не вернусь,
Став птицей, летящей на свет.
Я к звёздам взмываю
И в бездну обратно мчусь:
Коль прежней останусь,
Свободы сама добьюсь.
Без боя не победить тебе,
Ведь я верна себе.
Элизабет возвращается в комнату к остальным. Император Франц Иосиф берёт её за руку, но Элизабет отнимает руку. Эрцгерцогиня София, придворные дамы и графиня Эстерхази-Лихтенштейн уходят. Элизабет даёт Францу Иосифу понять, что глубоко обижена.
ЭЛИЗАБЕТ:
Не нужно мне бремя
Желаний других людей,
Что ищут всё время
Изъяны в душе моей.
Не внемлю я ни одной мольбе,
Ведь я верна себе.
Она возвращается обратно на передний край сцены. Фигура императора Франца Иосифа превращается в неясный силуэт.
ЭЛИЗАБЕТ:
Не спорь, ты не сможешь меня удержать:
Я жить не умею в силках.
Свободу свою не желая терять,
Я сгину, как чайка, в волнах.
Сцена полностью погружается во тьму. Весь свет концентрируется на Элизабет.
ЭЛИЗАБЕТ:
И в горе, и в счастье
Я буду всегда с тобой,
Деля все ненастья,
Забыв про души покой.
Одного ждёшь напрасно:
Ты надо мной не властен,
Ведь я верна себе.
Себе!
* Комментарий переводчика
читать дальше
Итак, центральная ария мюзикла и кредо главной героини, движущее ей на протяжении всего мюзикла. На мой взгляд, именно с этой сцены следует начинать перевод мюзикла (конечно, после предварительного изучения всего либретто): именно здесь закладываются ключевые понятия, образы и темы, которые будут определяющими для всей истории.
ICH GEB MEINE FREIHEIT NICHT HER
Центральная тема Элизабет - это "свобода". Свобода, к которой она привыкла с рождения - и которая становится ей жизненно необходима при столкновении с венским двором и его жесткими ограничениями. Все конфликты Элизабет - между обязанностями и желаниями, между имеющимся и недоступным, с мужем, свекровью, сыном и даже со Смертью - в конечном счете сводятся к вопросу сохранения героиней внешней и внутренней свободы. Она не желает быть конформистом, принимать неприятные ей правила игры и даже обременительную сторону личных отношений. Любое посягательство на свободу воли и действия - ярким примером чего становятся приказные советы Софии - Элизабет воспринимает как унижение собственной личности. Борьба за свободу, эмансипация - что может быть прекраснее и актуальнее во все времена? Пожалуй, только вечная ловушка - разница между "свобода ради..." и "свобода от...", в которую в запале и угодит Элизабет. Но это уже тема для совсем другого комментария - к арии Nichts, nichts, gar nichts из второго акта.
ICH GEHÖR’ NUR MIR
Пока же важнее сконцентрироваться на ключевом рефрене центральной арии мюзикла. Дословно он звучит следующим образом: "Я принадлежу только себе" / Ich gehor' nur mir. Это очевидное продолжение темы свободы: принадлежать только себе - быть свободной от приказов, пожеланий и ожиданий других людей. Очень красивая и емкая формулировка, которая затем неоднократно звучит в репризах - и интересным образом меняет свое значение в зависимости от того, кто именно произносит эти заветные слова.
Красивая, емкая - и традиционно не поддающаяся точному эквиритмичному переводу. (Честно говоря, даже в подстрочном переводе дословное "принадлежу" кажется мне вариантом технически точным, но лишенным легкости и образности живого языка.) Как и в случае с "Последним танцем", адаптация этого рефрена на русский язык становится показательной программой вольных упражнений у всех переводчиков.
В своем переводе я использовала такой вариант адаптации "Я принадлежу себе" как "Я верна себе". Но авторство этой формулировки принадлежит не мне и не Екатерине Тавлинкиной, которая также использовала ее в своем варианте перевода (https://stihi.ru/2013/11/08/2691), а нашей общей знакомой Эфе, с которой мы втроем начали обдумывать русскоязычный перевод "Элизабет" в далеком 2013 году.
Именно Эфа предложила трактовать мотив "принадлежности" как мотив "верности", уже упоминавшийся Смертью в "Последнем танце" ("Ты желаешь быть верной ему, но приглашаешь меня" / Du willst ihm treu sein, doch du lädst mich ein). Речь, конечно, идет не о супружеской верности и физической измене, а о материях более тонких - верности идеалам и, если будет угодно, их воплощению.
Изначально фигура Смерти в мюзикле - это аллегория, навязчивая идея Элизабет, которая в смерти видит спасение от боли, отчаяния, несвободы, одиночества и непонимания (об этом уже заходила речь в комментариях к "Черному принцу"). И лишь затем происходит трансформация соблазнительного "спасения от несвободы и непонимания" и пугающего "олицетворения свободы и душевного единения" в персонифицированный и романтизированный образ сверхъестественного кавалера, чья реальность так и не становится достаточно однозначной, чтобы историю отношений Элизабет и Смерти можно было бы трактовать как историю любви в прямом, привычном смысле.
Пресловутый маркетинговый "любовный треугольник" между Смертью, Элизабет и Францем Иосифом, соперничество двух кавалеров за сердце героини имеет большее отношение не к любви как таковой, а к уже заявленному конфликту - выбору между пугающей свободой и надежной неволей, между собственной индивидуальностью, которую необходимо постоянно отстаивать в бою, и удобным конформизмом, который для достижения высшего мирского благополучия в императорском дворце требует самой малости - предать свои идеалы, свои мечты. Все те мечты, о которых юная Элизабет рассказывала сначала отцу в "Как ты", а затем - Смерти в "Черном принце": быть вольной, как птица, совершать открытия и приключения - и быть рядом с теми, кто тебя понимают и дарят душе ощущение принятия, умиротворения... покоя.
Именно такой выбор возникает перед Элизабет в ее центральной арии: готова ли она отказаться от всего, чем жила всю свою предшествующую жизнь, ради того, чтобы доставить радость нерешительному мужу и не вызвать гнев властолюбивой свекрови? Можно ли здесь в принципе пойти на компромисс - и не потерять часть себя?
WILLST DU MICH BEKEHREN
Есть в тексте этой арии еще один субъективный подтекст, который я считаю достаточно значимым, чтобы при переводе исходить именно из создаваемой им двойственности: обращение "ты" в монологе Элизабет.
Контекст сцены очевиден: после первого семейного скандала героиня высказывает мужу свою обиду и недовольство тем, что он пренебрег ею и встал на сторону свекрови, а также предупреждает, что подобного терпеть больше не станет. Более того, ремарки в либретто дают однозначное указание на то, что Франц Иосиф присутствует на сцене все то время, что Элизабет поет свою арию-манифест.
И вот здесь возникает любопытный момент: ремарки ремарками, но ни в одной постановке на моей памяти Франц Иосиф не оставался рядом с женой в этой сцене. Всегда: одинокая, обиженная, по ощущениям - так и вовсе преданная любимым, Элизабет ничком лежит на темной сцене и отчаянно рыдает... А затем находит в себе силы утереть слезы и решиться на борьбу - после чего перед ее внутренним взором открываются завораживающие пейзажи холодной, туманной высоты над горами и морем, в которой Элизабет витает подобно чайке.
Помните? Она ведь уже представляла себе такую картину как образец своего умиротворения и внутренней свободы - в "Черном принце", обращаясь к Смерти. К Смерти, который парой эпизодов раньше как раз заявился на свадьбу Элизабет и тоже предъявил на нее свои права - посягнул на ее свободу.
Как итог, в Ich gehor nur mir мне видится два смысловых пласта:
Первый - обращение к мужу. Очевидный, буквальный, физический пласт реальности: бунт против авторитета свекрови и удушающего формализма венского двора - и желание найти в Франце Иосифе понимающего друга, опору и защиту: "Я жажду дружбы, я ищу защиты, я разделю [с тобой] радость, я разделю [с тобой] горе" / Ich warte auf Freunde und suche Geborgenheit, ich teile die Freude, ich teile die Traurigkeit.
А второй - обращение к Смерти. Неочевидный, едва заметный экзистенциальный подтекст ситуации: бунт против всевластия Смерти, нежелание сдаваться ему на милость даже ради обретения свободы от ограничений земной жизни, желание бороться дальше, чтобы сохранить и свободу, и жизнь: "Но не требуй моей жизни - ее я тебе отдать не могу, ведь я принадлежу себе" / Doch verlang nicht mein Leben, das kann ich dir nicht geben, denn ich gehör nur mir. (И, кстати, такой подтекст максимально наглядно реализован в постановке "Элизабет" театром Такарадзука.)
Поэтому в своем переводе я старалась таким образом сформулировать все обращения Элизабет к невидимому "ты", чтобы их можно было адресовать в равной степени и Францу Иосифу, и Смерти.
VOM DRAHTSEIL
Но если все вышесказанное было комментарием общим, концептуальным, объясняющим мой подход к адаптации текста в переводе, то здесь есть место также для нескольких предметных ремарок.
В комментариях к "Как ты" я уже упоминала, что акробатический канат в какой-то момент становится для Элизабет не просто любимым снарядом подвижных детских игр, но и причиной самой роковой встречи в ее жизни - и пугающей метафорой дальнейшего хода событий.
Эта метафора впервые звучит именно в Ich gehor nur mir: "Я хочу смотреть на этот мир с высоты каната. Я хочу пройтись по льду и сама увидеть, как долго он сможет меня держать. Что тебе за дело до того, чем я рискую? Я принадлежу только себе." / Ich möchte vom Drahtseil herabsehen auf diese Welt. Ich möchte auf‘s Eis gehen und selbst sehn' wie lang‘s mich hält. Was geht es dich an, was ich riskier'? Ich gehör' nur mir. И с этого момента Элизабет действительно начнет превращать свою жизнь в опасное балансирование на канате над пропастью в отчаянной попытке сохранить и свободу, и жизнь.
Как я уже говорила, мне не удалось красиво и дословно передать идею с канатом в переводе этой арии. Соответствующий куплет я сформулировала иным образом. В результате мотив взлета под небосвод, сопряженного с неизбежным страхом падения, был сохранен - и даже дополнен через один куплет: "Я к звёздам взмываю и в бездну обратно мчусь: коль прежней останусь, свободы сама добьюсь. Без боя не победить тебе, Ведь я верна себе." В оригинале он сформулирован несколько иначе: "И если я захочу звезду, то сама достану ее. Я расту, учусь и остаюсь такой, какая есть. Прежде чем потерять себя - я буду защищаться, ведь я верна себе" / Und will ich die Sterne, dann finde ich selbst dorthin. Ich wachse und lerne und bleibe doch wie ich bin. Ich wehr mich bevor ich mich verlier, denn ich gehör nur mir. Но отличие здесь минимально: ключевая же, на мой взгляд, идея стремления героини самой решать, хочет ли она подняться к звездам или, наоборот, рухнуть в бездну (куда угодно, лишь бы по собственному желанию, которое невозможно реализовать, не защитив свои мечты и свободу) была сохранена.
WIE EIN VOGEL
Еще один образ, знакомый по предыдущим сценам ("Как ты", "Черный принц") - это птица, черная чайка. Значимость этого образа для Элизабет подчеркивается тем фактом, что в своей центральной арии она упоминает ее дважды, как определяющий ее характер modus operandi: "Если ты захочешь наставить меня на путь истинный - тогда я вырвусь прочь и улечу, как птица, на свет" / Willst du mich bekehren, dann reiß ich mich los und flieg wie ein Vogel ins Licht и "Если ты захочешь меня связать - я покину твое гнездо и, как птица, нырну в море" / Und willst du mich binden, verlass ich dein Nest und tauch‘ wie ein Vogel ins Meer.
YOU HAVE NO POWER OVER ME
Напоследок - один неочевидный нюанс и одна еще более неочевидная ассоциация, которая подарила мне ключ к завершающему куплету этой сцены.
Свой перевод мюзикла я делаю по немецкому тексту либретто, переизданному в 2012 году; но в тех сценах, где случается расхождение разных редакций, отдаю предпочтение версии 2005 года - как я уже упоминала, она кажется мне наиболее сбалансированной и удачной.
Но в одном единственном случае я позволила себе отступить от немецкого оригинала: при переводе последнего куплета Ich gehor nur mir я вдохновлялась англоязычным переводом I belong to me (прикреплено бонусом к посту). Его формулировки показались мне более ясными и подходящими для подобной арии-манифеста, нежели оригинальные немецкие:
С одной стороны - похожее на клятву верности при венчании "Я здесь, когда ты нуждаешься во мне, я буду жить с тобой - и с тобой же умру, я разделю с тобой все невзгоды, я буду смеяться и плакать вместе с тобой. Ты можешь обвинять меня или благословлять, но ты не можешь владеть мной - ведь я принадлежу себе" / I'm here when you need me, I live and I die with you. I'll share all your troubles, I'll laugh and I'll cry with you. You can blame me and bless me, but you cannot possess me, 'cause I belong to me!
С другой - намного менее категоричное и волевое, более мягкое и просящее: "Я жажду дружбы, я ищу защиты, я разделю [с тобой] радость, я разделю [с тобой] горе. Но не требуй моей жизни - ее я тебе отдать не могу, ведь я принадлежу себе" / Ich warte auf Freunde und suche Geborgenheit, ich teile die Freude, ich teile die Traurigkeit. Doch verlang nicht mein Leben, das kann ich dir nicht geben, denn ich gehör nur mir.
Поэтому "моя" Элизабет ближе к "английской": она не просит защиты, она сама готова предложить ее вместе со своей дружбой и верностью... Но при одном условии.
Это условие оказалось для меня самой интересной головоломкой во всей арии: как можно адаптировать "не требуй моей жизни" или "ты не можешь владеть мной", если следующее за ними "ведь я принадлежу только себе" трансформировалось в "я верна себе"?
Ответ на этот вопрос пришел ко мне с совершенно неожиданной стороны, проложив себе путь неочевидной ассоциации с помощью английского языка.
"Лабиринт", фильм 1986 года с Дэвидом Боуи и Дженнифер Коннелли.
Юная Сара отправляется в опасный путь через Лабиринт, чтобы спасти своего брата от короля гоблинов Джарета. Когда она, пройдя все испытания, требует вернуть ей брата, Джарет пытается убедить Сару отступить, но ей удается вспомнить слова заклинания, развеивающего чары короля гоблинов (https://youtu.be/_MolWhOGhRc):
Джарет: Я ведь прошу так мало. Просто позволь мне управлять тобой, и у тебя будет все, чего ты пожелаешь.
Сара: Мое королевство также велико... черт... Всегда забываю эту строчку.
Джарет: Просто бойся меня, люби меня, делай, как я скажу - и я буду твоим рабом.
Сара: Мое королевство также велико... У тебя нет надо мной власти!
Когда я поймала эту ассоциацию, то поразилась универсальности этой формулы: "у тебя нет надо мной власти". Ведь это именно то, что Элизабет желает донести и до Франца Иосифа, и до Смерти.
А самое забавное здесь заключается в том, что именно благодаря "Лабиринту" я когда-то и познакомилась с "Элизабет": увидела видео с косплей-дефиле по фильму, в котором персонажи Джарета и Сары танцевали не под When the world falls down - родную музыку из фильма, а под Der letzte Tanz - да не под обычное песенное исполнение, а под чардаш из афтершоу ко второй постановке Такарадзуки 96/97 г. =D
Публикация на Дыбре
Я ВЕРНА СЕБЕ | ICH GEHÖR’ NUR MIR
Оригинальное либретто - Михаэль Кунце
Эквиритмичный перевод - Юлия Шарыкина
Акт 1. Сцена 8.
Покои Элизабет в замке Лаксенбург
/продолжение/
Элизабет резко отворачивается и уходит к краю сцены. Император Франц Иосиф собирается пойти за ней, но эрцгерцогиня София останавливает его.
читать дальше
ЭЛИЗАБЕТ:
Для всех – лишь игрушка:
Доверчива и скромна,
Любима, послушна –
Нет, это не для меня!
Покорна не буду я судьбе,
Ведь я верна себе.
Все, кроме Элизабет, неподвижно стоят в полутьме комнаты.
ЭЛИЗАБЕТ:
На мир я взираю,
Поднявшись под небосвод,
И лучше всех знаю,
Что путь мой – как тонкий лёд.
И пусть риск сопутствует борьбе,
Я верна себе.
Не спорь, ты лишь сможешь меня оттолкнуть:
В словах – эхо будущих бед.
От них я сбегу и уже не вернусь,
Став птицей, летящей на свет.
Я к звёздам взмываю
И в бездну обратно мчусь:
Коль прежней останусь,
Свободы сама добьюсь.
Без боя не победить тебе,
Ведь я верна себе.
Элизабет возвращается в комнату к остальным. Император Франц Иосиф берёт её за руку, но Элизабет отнимает руку. Эрцгерцогиня София, придворные дамы и графиня Эстерхази-Лихтенштейн уходят. Элизабет даёт Францу Иосифу понять, что глубоко обижена.
ЭЛИЗАБЕТ:
Не нужно мне бремя
Желаний других людей,
Что ищут всё время
Изъяны в душе моей.
Не внемлю я ни одной мольбе,
Ведь я верна себе.
Она возвращается обратно на передний край сцены. Фигура императора Франца Иосифа превращается в неясный силуэт.
ЭЛИЗАБЕТ:
Не спорь, ты не сможешь меня удержать:
Я жить не умею в силках.
Свободу свою не желая терять,
Я сгину, как чайка, в волнах.
Сцена полностью погружается во тьму. Весь свет концентрируется на Элизабет.
ЭЛИЗАБЕТ:
И в горе, и в счастье
Я буду всегда с тобой,
Деля все ненастья,
Забыв про души покой.
Одного ждёшь напрасно:
Ты надо мной не властен,
Ведь я верна себе.
Себе!
* Комментарий переводчика
читать дальше
Итак, центральная ария мюзикла и кредо главной героини, движущее ей на протяжении всего мюзикла. На мой взгляд, именно с этой сцены следует начинать перевод мюзикла (конечно, после предварительного изучения всего либретто): именно здесь закладываются ключевые понятия, образы и темы, которые будут определяющими для всей истории.
ICH GEB MEINE FREIHEIT NICHT HER
Центральная тема Элизабет - это "свобода". Свобода, к которой она привыкла с рождения - и которая становится ей жизненно необходима при столкновении с венским двором и его жесткими ограничениями. Все конфликты Элизабет - между обязанностями и желаниями, между имеющимся и недоступным, с мужем, свекровью, сыном и даже со Смертью - в конечном счете сводятся к вопросу сохранения героиней внешней и внутренней свободы. Она не желает быть конформистом, принимать неприятные ей правила игры и даже обременительную сторону личных отношений. Любое посягательство на свободу воли и действия - ярким примером чего становятся приказные советы Софии - Элизабет воспринимает как унижение собственной личности. Борьба за свободу, эмансипация - что может быть прекраснее и актуальнее во все времена? Пожалуй, только вечная ловушка - разница между "свобода ради..." и "свобода от...", в которую в запале и угодит Элизабет. Но это уже тема для совсем другого комментария - к арии Nichts, nichts, gar nichts из второго акта.
ICH GEHÖR’ NUR MIR
Пока же важнее сконцентрироваться на ключевом рефрене центральной арии мюзикла. Дословно он звучит следующим образом: "Я принадлежу только себе" / Ich gehor' nur mir. Это очевидное продолжение темы свободы: принадлежать только себе - быть свободной от приказов, пожеланий и ожиданий других людей. Очень красивая и емкая формулировка, которая затем неоднократно звучит в репризах - и интересным образом меняет свое значение в зависимости от того, кто именно произносит эти заветные слова.
Красивая, емкая - и традиционно не поддающаяся точному эквиритмичному переводу. (Честно говоря, даже в подстрочном переводе дословное "принадлежу" кажется мне вариантом технически точным, но лишенным легкости и образности живого языка.) Как и в случае с "Последним танцем", адаптация этого рефрена на русский язык становится показательной программой вольных упражнений у всех переводчиков.
В своем переводе я использовала такой вариант адаптации "Я принадлежу себе" как "Я верна себе". Но авторство этой формулировки принадлежит не мне и не Екатерине Тавлинкиной, которая также использовала ее в своем варианте перевода (https://stihi.ru/2013/11/08/2691), а нашей общей знакомой Эфе, с которой мы втроем начали обдумывать русскоязычный перевод "Элизабет" в далеком 2013 году.
Именно Эфа предложила трактовать мотив "принадлежности" как мотив "верности", уже упоминавшийся Смертью в "Последнем танце" ("Ты желаешь быть верной ему, но приглашаешь меня" / Du willst ihm treu sein, doch du lädst mich ein). Речь, конечно, идет не о супружеской верности и физической измене, а о материях более тонких - верности идеалам и, если будет угодно, их воплощению.
Изначально фигура Смерти в мюзикле - это аллегория, навязчивая идея Элизабет, которая в смерти видит спасение от боли, отчаяния, несвободы, одиночества и непонимания (об этом уже заходила речь в комментариях к "Черному принцу"). И лишь затем происходит трансформация соблазнительного "спасения от несвободы и непонимания" и пугающего "олицетворения свободы и душевного единения" в персонифицированный и романтизированный образ сверхъестественного кавалера, чья реальность так и не становится достаточно однозначной, чтобы историю отношений Элизабет и Смерти можно было бы трактовать как историю любви в прямом, привычном смысле.
Пресловутый маркетинговый "любовный треугольник" между Смертью, Элизабет и Францем Иосифом, соперничество двух кавалеров за сердце героини имеет большее отношение не к любви как таковой, а к уже заявленному конфликту - выбору между пугающей свободой и надежной неволей, между собственной индивидуальностью, которую необходимо постоянно отстаивать в бою, и удобным конформизмом, который для достижения высшего мирского благополучия в императорском дворце требует самой малости - предать свои идеалы, свои мечты. Все те мечты, о которых юная Элизабет рассказывала сначала отцу в "Как ты", а затем - Смерти в "Черном принце": быть вольной, как птица, совершать открытия и приключения - и быть рядом с теми, кто тебя понимают и дарят душе ощущение принятия, умиротворения... покоя.
Именно такой выбор возникает перед Элизабет в ее центральной арии: готова ли она отказаться от всего, чем жила всю свою предшествующую жизнь, ради того, чтобы доставить радость нерешительному мужу и не вызвать гнев властолюбивой свекрови? Можно ли здесь в принципе пойти на компромисс - и не потерять часть себя?
WILLST DU MICH BEKEHREN
Есть в тексте этой арии еще один субъективный подтекст, который я считаю достаточно значимым, чтобы при переводе исходить именно из создаваемой им двойственности: обращение "ты" в монологе Элизабет.
Контекст сцены очевиден: после первого семейного скандала героиня высказывает мужу свою обиду и недовольство тем, что он пренебрег ею и встал на сторону свекрови, а также предупреждает, что подобного терпеть больше не станет. Более того, ремарки в либретто дают однозначное указание на то, что Франц Иосиф присутствует на сцене все то время, что Элизабет поет свою арию-манифест.
И вот здесь возникает любопытный момент: ремарки ремарками, но ни в одной постановке на моей памяти Франц Иосиф не оставался рядом с женой в этой сцене. Всегда: одинокая, обиженная, по ощущениям - так и вовсе преданная любимым, Элизабет ничком лежит на темной сцене и отчаянно рыдает... А затем находит в себе силы утереть слезы и решиться на борьбу - после чего перед ее внутренним взором открываются завораживающие пейзажи холодной, туманной высоты над горами и морем, в которой Элизабет витает подобно чайке.
Помните? Она ведь уже представляла себе такую картину как образец своего умиротворения и внутренней свободы - в "Черном принце", обращаясь к Смерти. К Смерти, который парой эпизодов раньше как раз заявился на свадьбу Элизабет и тоже предъявил на нее свои права - посягнул на ее свободу.
Как итог, в Ich gehor nur mir мне видится два смысловых пласта:
Первый - обращение к мужу. Очевидный, буквальный, физический пласт реальности: бунт против авторитета свекрови и удушающего формализма венского двора - и желание найти в Франце Иосифе понимающего друга, опору и защиту: "Я жажду дружбы, я ищу защиты, я разделю [с тобой] радость, я разделю [с тобой] горе" / Ich warte auf Freunde und suche Geborgenheit, ich teile die Freude, ich teile die Traurigkeit.
А второй - обращение к Смерти. Неочевидный, едва заметный экзистенциальный подтекст ситуации: бунт против всевластия Смерти, нежелание сдаваться ему на милость даже ради обретения свободы от ограничений земной жизни, желание бороться дальше, чтобы сохранить и свободу, и жизнь: "Но не требуй моей жизни - ее я тебе отдать не могу, ведь я принадлежу себе" / Doch verlang nicht mein Leben, das kann ich dir nicht geben, denn ich gehör nur mir. (И, кстати, такой подтекст максимально наглядно реализован в постановке "Элизабет" театром Такарадзука.)
Поэтому в своем переводе я старалась таким образом сформулировать все обращения Элизабет к невидимому "ты", чтобы их можно было адресовать в равной степени и Францу Иосифу, и Смерти.
VOM DRAHTSEIL
Но если все вышесказанное было комментарием общим, концептуальным, объясняющим мой подход к адаптации текста в переводе, то здесь есть место также для нескольких предметных ремарок.
В комментариях к "Как ты" я уже упоминала, что акробатический канат в какой-то момент становится для Элизабет не просто любимым снарядом подвижных детских игр, но и причиной самой роковой встречи в ее жизни - и пугающей метафорой дальнейшего хода событий.
Эта метафора впервые звучит именно в Ich gehor nur mir: "Я хочу смотреть на этот мир с высоты каната. Я хочу пройтись по льду и сама увидеть, как долго он сможет меня держать. Что тебе за дело до того, чем я рискую? Я принадлежу только себе." / Ich möchte vom Drahtseil herabsehen auf diese Welt. Ich möchte auf‘s Eis gehen und selbst sehn' wie lang‘s mich hält. Was geht es dich an, was ich riskier'? Ich gehör' nur mir. И с этого момента Элизабет действительно начнет превращать свою жизнь в опасное балансирование на канате над пропастью в отчаянной попытке сохранить и свободу, и жизнь.
Как я уже говорила, мне не удалось красиво и дословно передать идею с канатом в переводе этой арии. Соответствующий куплет я сформулировала иным образом. В результате мотив взлета под небосвод, сопряженного с неизбежным страхом падения, был сохранен - и даже дополнен через один куплет: "Я к звёздам взмываю и в бездну обратно мчусь: коль прежней останусь, свободы сама добьюсь. Без боя не победить тебе, Ведь я верна себе." В оригинале он сформулирован несколько иначе: "И если я захочу звезду, то сама достану ее. Я расту, учусь и остаюсь такой, какая есть. Прежде чем потерять себя - я буду защищаться, ведь я верна себе" / Und will ich die Sterne, dann finde ich selbst dorthin. Ich wachse und lerne und bleibe doch wie ich bin. Ich wehr mich bevor ich mich verlier, denn ich gehör nur mir. Но отличие здесь минимально: ключевая же, на мой взгляд, идея стремления героини самой решать, хочет ли она подняться к звездам или, наоборот, рухнуть в бездну (куда угодно, лишь бы по собственному желанию, которое невозможно реализовать, не защитив свои мечты и свободу) была сохранена.
WIE EIN VOGEL
Еще один образ, знакомый по предыдущим сценам ("Как ты", "Черный принц") - это птица, черная чайка. Значимость этого образа для Элизабет подчеркивается тем фактом, что в своей центральной арии она упоминает ее дважды, как определяющий ее характер modus operandi: "Если ты захочешь наставить меня на путь истинный - тогда я вырвусь прочь и улечу, как птица, на свет" / Willst du mich bekehren, dann reiß ich mich los und flieg wie ein Vogel ins Licht и "Если ты захочешь меня связать - я покину твое гнездо и, как птица, нырну в море" / Und willst du mich binden, verlass ich dein Nest und tauch‘ wie ein Vogel ins Meer.
YOU HAVE NO POWER OVER ME
Напоследок - один неочевидный нюанс и одна еще более неочевидная ассоциация, которая подарила мне ключ к завершающему куплету этой сцены.
Свой перевод мюзикла я делаю по немецкому тексту либретто, переизданному в 2012 году; но в тех сценах, где случается расхождение разных редакций, отдаю предпочтение версии 2005 года - как я уже упоминала, она кажется мне наиболее сбалансированной и удачной.
Но в одном единственном случае я позволила себе отступить от немецкого оригинала: при переводе последнего куплета Ich gehor nur mir я вдохновлялась англоязычным переводом I belong to me (прикреплено бонусом к посту). Его формулировки показались мне более ясными и подходящими для подобной арии-манифеста, нежели оригинальные немецкие:
С одной стороны - похожее на клятву верности при венчании "Я здесь, когда ты нуждаешься во мне, я буду жить с тобой - и с тобой же умру, я разделю с тобой все невзгоды, я буду смеяться и плакать вместе с тобой. Ты можешь обвинять меня или благословлять, но ты не можешь владеть мной - ведь я принадлежу себе" / I'm here when you need me, I live and I die with you. I'll share all your troubles, I'll laugh and I'll cry with you. You can blame me and bless me, but you cannot possess me, 'cause I belong to me!
С другой - намного менее категоричное и волевое, более мягкое и просящее: "Я жажду дружбы, я ищу защиты, я разделю [с тобой] радость, я разделю [с тобой] горе. Но не требуй моей жизни - ее я тебе отдать не могу, ведь я принадлежу себе" / Ich warte auf Freunde und suche Geborgenheit, ich teile die Freude, ich teile die Traurigkeit. Doch verlang nicht mein Leben, das kann ich dir nicht geben, denn ich gehör nur mir.
Поэтому "моя" Элизабет ближе к "английской": она не просит защиты, она сама готова предложить ее вместе со своей дружбой и верностью... Но при одном условии.
Это условие оказалось для меня самой интересной головоломкой во всей арии: как можно адаптировать "не требуй моей жизни" или "ты не можешь владеть мной", если следующее за ними "ведь я принадлежу только себе" трансформировалось в "я верна себе"?
Ответ на этот вопрос пришел ко мне с совершенно неожиданной стороны, проложив себе путь неочевидной ассоциации с помощью английского языка.
"Лабиринт", фильм 1986 года с Дэвидом Боуи и Дженнифер Коннелли.
Юная Сара отправляется в опасный путь через Лабиринт, чтобы спасти своего брата от короля гоблинов Джарета. Когда она, пройдя все испытания, требует вернуть ей брата, Джарет пытается убедить Сару отступить, но ей удается вспомнить слова заклинания, развеивающего чары короля гоблинов (https://youtu.be/_MolWhOGhRc):
Джарет: Я ведь прошу так мало. Просто позволь мне управлять тобой, и у тебя будет все, чего ты пожелаешь.
Сара: Мое королевство также велико... черт... Всегда забываю эту строчку.
Джарет: Просто бойся меня, люби меня, делай, как я скажу - и я буду твоим рабом.
Сара: Мое королевство также велико... У тебя нет надо мной власти!
Когда я поймала эту ассоциацию, то поразилась универсальности этой формулы: "у тебя нет надо мной власти". Ведь это именно то, что Элизабет желает донести и до Франца Иосифа, и до Смерти.
А самое забавное здесь заключается в том, что именно благодаря "Лабиринту" я когда-то и познакомилась с "Элизабет": увидела видео с косплей-дефиле по фильму, в котором персонажи Джарета и Сары танцевали не под When the world falls down - родную музыку из фильма, а под Der letzte Tanz - да не под обычное песенное исполнение, а под чардаш из афтершоу ко второй постановке Такарадзуки 96/97 г. =D
@темы: Elisabeth, Мюзиклы, Стихи и переводы
, иногда зеркально отражаясь в разных событиях, а иногда преломляясь более причудливым образом. Очень красиво с точки зрения композиции сюжета, переломных моментов в развитии характеров и даже реализации мотива фейрийской игры – то, как в финалах первой и второй части герои по очереди обводят друг друга вокруг пальца, а в финале третьей перерастают сами себе и учатся доверять и не лгать – в первую очередь самим себе. Третья книга вообще многое выводит на более высокий, сложный уровень – не только по развитию героев, но и по использованию фейрийского фольклора: из страшной сказки финальная часть трилогии в своем заключительном акте неожиданно, но очень изящно переплавляется в миф. Здесь и фантастическая образность, и психологическая суть мифологической инициации героя, которую проходят и Кардан, отвергнув свой страх столкнуться с отказом в любви и признании со стороны своего народа, и Джуд, которая преодолевает свой страх в признании их с Карданом взаимной любви из-за мнимой слабости и находит в ней неожиданный источник силы, необходимый для того, чтобы в самый темный час остаться человечной и верной себе. И, конечно, блестящая пара главных героев – и по отдельности, и в дженовом тандеме, и в аккуратно выстраиваемой любой линии, которая вбирает и воплощает в себе намного больше, чем стереотипное романтическое представление об этом чувстве – и в то же время не исчерпывает героев только этим аспектом жизни.