немного огня – середина пути (с)
Публикация VK
Публикация на Дыбре
СТАДИИ БРАКА | STATIONEN EINER EHE (DIE ERSTEN VIER JAHRE)
Версия-2005/2012
Оригинальное либретто - Михаэль Кунце
Эквиритмичный перевод - Юлия Шарыкина
Акт 1. Сцена 9.
Сцена превращается в бумажный театр наподобие тех, что служили игрушками детям XIX века.
Лукени надевает на себя блестящий фрак и цилиндр.
читать дальше
ЛУКЕНИ:
Досада гложет Смерть:
Элизабет сбежала ко двору.
Он же в первый раз отшит,
Посочувствуйте ему!
А раз ей не по нраву
Вкус кисельных берегов –
Быть может, это результат
Как раз его трудов.
Лукени завершает своё перевоплощение.
ЛУКЕНИ:
Так, в первый брачный год сидит она одна, грустя.
Ну что ж, не муж – так попугай хоть рядом с ней.
Второй же брачный год приносит первое дитя,
Но мать освобождают от него скорей.
Лукени демонстрирует табличку с надписью "Март, 1855 г.". На другой стороне сцены появляется Элизабет, вбегающая в покои эрцгерцогини Софии, где придворные дамы собрались вокруг колыбели с первым ребёнком Элизабет.
ЭЛИЗАБЕТ:
Где моя малышка?
ЭРЦГЕРЦОГИНЯ СОФИЯ:
Её к себе я взяла.
ЭЛИЗАБЕТ:
Мне верните дочь сейчас же!
ЭРЦГЕРЦОГИНЯ СОФИЯ:
То решать буду я.
ЭЛИЗАБЕТ:
Как могли без спроса
Дать ей имя Софи?
В собственную честь, не так ли?
ЭРЦГЕРЦОГИНЯ СОФИЯ:
Ей я хочу лишь добра.
На другой стороне сцены император Франц Иосиф сидит за своим письменным столом, рядом стоит его адъютант. Когда Элизабет обращается к нему через всю сцену, он прерывает свою работу с удивлённым видом.
ЭЛИЗАБЕТ:
Твоя мать, Франц, желает
Со свету сжить меня.
Даже похищенье дочки
Примешь, не виня?
СОФИЯ и ПРИДВОРНЫЕ ДАМЫ: /одновременно/
Она сама ещё юна –
Не ей растить детей.
ФРАНЦ ИОСИФ:
Не беспокойся, мой ангел,
Мама умеет всё
И с детьми отлично ладит.
Нам с ней повезло.
СОФИЯ и ПРИДВОРНЫЕ ДАМЫ: /одновременно/
Она сама не так умна –
Научим быть мудрей.
ЭЛИЗАБЕТ:
Значит, ты поддержал...
ФРАНЦ ИОСИФ:
Я ссор не хочу...
ЭЛИЗАБЕТ:
...не меня!
ФРАНЦ ИОСИФ:
Прошу, пойми: нельзя иначе.
Графиня Эстерхази-Лихтенштейн с деликатной настойчивостью выводит упирающуюся Элизабет из покоев эрцгерцогини.
ЭЛИЗАБЕТ:
Но дочь! Верните дочь!
Сцена исчезает, как и предыдущие. Свет снова концентрируется на фигуре Лукени.
ЛУКЕНИ:
А в третий брачный год родилась дочь ещё одна.
Напрасно выла мать: дитя забрали прочь.
И стало ясно ей: получит только то она,
Что сможет сторговать за свой посул помочь!
Лукени показывает табличку с надписью "Октябрь, 1856 г.". На сцене появляется императорская столовая, в которой молча обедают Элизабет и император Франц Иосиф.
ФРАНЦ ИОСИФ:
Твоя краса поможет
В политике всем нам.
Поедем к венграм –
Их очаруешь для меня.
СВИТА, группа 1: /одновременно/
Ваша красота полезна
И империи так лестна.
СВИТА, группа 2: /одновременно/
С бунтарями строго нужно –
Призовёт их кнут к порядку.
Но чтоб стали впредь послушны -
Их поманит пряник сладкий.
ЭЛИЗАБЕТ:
Верни детей обратно –
Это важней!
ФРАНЦ ИОСИФ:
Срази же недругов
Красой своей!
ЭЛИЗАБЕТ:
Поеду лишь с детьми я –
Мне их верни назад.
Поддержу тогда охотно
Политику твою.
СВИТА, группа 1: /одновременно/
Венгрия, Италия
К чарам женским так слабы.
Австрия сумеет там
Достичь высот любых.
ФРАНЦ ИОСИФ:
Поездка – не забава,
А дети так малы...
СВИТА, группа 2: /одновременно/
Ваша красота полезна
И империи так лестна.
ЭЛИЗАБЕТ:
Тогда и к венграм едешь
В одиночку ты.
ФРАНЦ ИОСИФ:
Бог мой, я не понимаю тебя!
Но, хорошо, пусть будет по-твоему.
Сцена исчезает, и свет снова концентрируется на фигуре Лукени. Тот держит в руках табличку с надписью "Май, 1857 г.".
ЛУКЕНИ:
Так на четвёртый брачный год
В Венгрию деток чета везёт.
Туда, где уже их кое-кто ждёт.
Вы догадались – кто? Или?..
* Комментарий переводчика
читать дальше
На мой взгляд, в первом акте именно эта сцена является наиболее сложной и красивой с точки зрения композиции: не просто ансамблевая, а полифоническая сцена с участием множества героев, взаимодействием разных идей/принципов/конфликтов и использования нескольких самостоятельных музыкальных тем.
Во-первых, герои. С одной стороны - ведущая партия в этой сцене принадлежит Лукени как рассказчику. С другой - действующими лицами все же являются Элизабет и Франц Иосиф с Софией. Их можно назвать протагонистом и антагонистами, но все же не героем и злодеями: каждый из них отстаивает свою "правду" и "благие намерения", а вовсе не устраивает разборки ради разборок. Бонусом идут партии ансамбля: придворные дамы, сопровождающие истинную хозяйку венского двора, а также свита Франца Иосифа (интересный нюанс: в оригинальном либретто эта группа обозначена как Kamarilla - в дословном переводе "придворная клика интриганов", хотя и само слово "камарилья" со времен испанского короля Фердинанда VII успело стать именем нарицательным). При этом ансамблевые партии, поддерживая основные линии Софии и Франца Иосифа, все же являются вполне самостоятельными.
Во-вторых, конфликты и темы, произрастающие из разных позиций персонажей. Ненадежный рассказчик Лукени постоянно язвит и сарказмирует над избалованной императрицей, формально высказываясь в ее поддержку, а на самом деле - всячески подчеркивая, что она живет по принципу "в чужом глазу соринку замечу, в своем бревна не увижу" и предвзята что к императорской семье и ее порядкам, что к своему потустороннему воздыхателю. Элизабет с ее основной темой свободы балансирует на тонкой грани между вызывающей сочувствие несправедливой притесненностью и уже настораживающей упертостью и почти воинственной обиженностью. София с ее маниакальным стремлением держать все под собственным контролем и неготовностью допустить даже вероятность того, что она может ошибаться в отношениях с невесткой. И, наконец, неудачливый миротворец Франц Иосиф, который настолько задолбан политическими конфликтами, что на конфликты семейные реагирует почти как страус - до последнего пытается делать вид, что их не существует, а когда они все же взрываются скандалом - отступает перед требованиями той стороны, которая сильнее на него надавит (заметьте динамику: сначала он встает на сторону матери, в то время как его жена не чувствует в себе достаточно силы для достижения своей цели; но затем, когда Элизабет набирается решимости и злости для отстаивания своей позиции даже ценой хороших отношений с мужем, достаточно быстро сдается, махнув на все рукой).
В-третьих, музыкальные темы, которые отражают эти самые конфликты и формирование "партий" из персонажей. По сути, оригинальная музыкальная тема здесь звучит только у Лукени. Конфликт Элизабет и Софии продолжается практически на мотив "Главный долг императрицы" / Eine Kaiserin muss glanzen (музыкальная цитата непрямая, но ритмический рисунок весьма похож). Когда он сменяется спором между Элизабет и Францем Иосифом, придворные дамы поддакивают Софии на мотив "Последний танец" / Der letzte Tanz, выступающий здесь как тема завуалированной угрозы и недоброго предзнаменования. Эту же тему использует камарилья, подбивающая Франца Иосифа к тому, чтобы вовлечь Элизабет в урегулирование венгерского вопроса. Им же на смену приходит другая основная мелодия: следующий спор Элизабет и Франца Иосифа происходит уже на тему их любви - "Все легко" / Nichts ist schwer (уже вторая реприза этой темы, к слову, после "Зевак" / Die Gaffer) - и это, пожалуй, наиболее яркое цитирование музыкальной темы, которая отражает динамику всей сюжетной линии их брака, начавшегося со сказочной любви - и скатывающегося... пока неизвестно куда.
При этом все перечисленные элементы гармонично складываются в единую картинку-мозаику, которая удачно отражает суть событий, происходящих в течение 4 (!) лет. Удачно как в плане лаконичности, так и в плане драматургического нагнетания, которое не позволяет зрителю/слушателю скучать во время вроде бы проходной сцены, чья функция на первый взгляд сводится к пересказу "в предыдущих сериях".
Впрочем, эта сцена интересна с точки зрения не только общей композиции, но и конкретных формулировок в тексте.
SCHLIESSLICH IST ER ABGEBLITZT
Сцена начинается с ироничной ремарки Лукени вдогонку не только предыдущей арии Элизабет "Я верна себе" / Ich gehoer nur mir, но и всему блоку свадебных сцен, включая "Последний танец" / Der letzte Tanz. В адрес последнего он отпускает якобы сочувственную шпильку: "У Смерти вызывает досаду то, что он лицезреет Элизабет при венском дворе. В конце концов, он отшит - его затаенную злость можно понять" / Den Tod verdrießt es sehr, Elisabeth am Wiener Hof zu sehn. Schließlich ist er abgeblitzt, man kann seinen Groll verstehn. При этом Лукени своей формулировкой играет на теме фансервиса: abgeblitzt в немецком тексте действительно в одном из значений переводится как "отшит" в контексте отношений, и это демонстративно сводит отношения Элизабет и Смерти к почти комедийному стереотипу о неудачливом отвергнутом любовнике, в то время как ситуация намного сложнее.
MILCH UND HONIG
Но здесь есть интересный нюанс: шпилька Лукени в адрес Смерти является еще большей шпилькой в адрес самой Элизабет, потому что является предисловием к другому утверждению: "Поэтому: если ее [Элизабет] жизнь на вкус оказывается не медом и молоком, то вполне возможно, что за этим стоит [этому причина] он [Смерть]" / Drum: wenn trotz Milch und Honig ihr das Leben hier nicht schmeckt, dann könnt’ es durchaus möglich sein, daß er dahinter steckt, за чем далее следует описание неудачных первых четырех лет брака Элизабет и Франца Иосифа. И цепочка озвученных Лукени утверждений приводит к выводу, что именно Смерть виноват в том, что семейная жизнь Элизабет начинается далеко не так удачно, как ей виделось.
Серьезная заявка, не правда ли? Смерть во плоти занят такой мелочной местью, как организация семейных неурядиц в жизни отвергнувшей его женщины. А может быть, дело в том, что так видит ситуацию расстроенная и разочарованная Элизабет - и это именно она, в силу пока еще юного возраста и не великого жизненного опыта, сводит свое знакомство со Смертью к тропу "прекрасная дама и ее кавалер"? Такая гипотеза прекрасно бьется с отношением, которое Элизабет вскоре продемонстрирует в отношении мужа и свекрови: принципиальная позиция оскорбленной и обиженной жертвы, перед которой все виноваты и которая от всех требует особого отношения.
Ну и, собственно, комментарий к формулировке, которая, мне кажется, подтверждает саркастичность высказывания Лукени: использованное в немецком тексте Milch und Honig является частью устойчивого выражения библейского происхождения - das Land, wo Milch und Hoenig fliessen ("земля, где текут молоко и мед"). На русский язык это выражение обычно переводится как "земля обетованная". Получается, что Лукени в своем духе упрекает Элизабет в том, что она на полном серьезе ждет, что венский двор окажется удобной "землей обетованной", а если это не так - тем хуже для всех окружающих.
Тем не менее, на русском языке в этом контексте странно звучали бы что "земля обетованная", что дословное "молоко и мед", которое все же не является для нас идиомой. Зато идиомой является другое выражение, которое выглядит родственным оригинальному "земля, где текут молоко и мед" - это "молочные реки, кисельные берега", т.е. страна сказочного изобилия и благополучия, почти земной рай. И она вполне укладывается в контекст насмешки над Элизабет, которая недовольна даже "кисельными берегами" (каковыми выглядит придворная жизнь со стороны обывателей).
(Кстати, страна "молочных рек, кисельных берегов" существует не только в русском фольклоре. В немецких сказках аналогичная страна называется Sсhlaraffenland, что дословно переводится как "страна ленивых обезьян". По-голландски она называется Luilekkerland - "лениво-сладкая страна". Во французской и английской средневековой литературе такая страна называется Pays de Cocagne - "страна Кокань". Образ этой страны - это одновременно и утопия, и пародия на нее, которые неоднократно использовались со времен Средневековья как в литературе, так и в живописи - например, именно по мотивам этого сюжета и связанной с ним пословицы написана картина "Страна лентяев" Питера Брейгеля Старшего.)
DU STELLST DICH GEGEN MICH
Без ложной скромности скажу, что перевод как минимум первой половины этой сцены идет максимально близко к оригинальному либретто. Единственное отступление - это упрек Элизабет в адрес Франца Иосифа, когда он в споре о воспитании малышки Софи встает на сторону матери, а не жены. В оригинале Элизабет говорит ему следующее: "Я понимаю: ты против меня!" / Ich versteh: du stellst dich gegen mich! По сути, это продолжение упрека после предыдущего скандала в "Я верна себе" / Ich gehor nur mir, когда Элизабет упрекает Франца Иосифа немного мягче: "Значит, ты оставляешь меня в беде" / Also, lasst du mich im Stich. Эскалация претензий наглядно демонстрирует деградацию их отношений: от "ты проявил ко мне равнодушие" к "ты выступаешь против меня". Но в силу особенностей ритмического рисунка мне пришлось немного сгладить упрек Элизабет, постаравшись сохранить основную мысль: теперь она воспринимает мужа не как защитника, а как еще одного противника.
WENN SIE DEN PREIS DIKTIERT
Элизабет переводит отношения с мужем в новое качество: пока не открытой войны, как со свекровью, но уже хладнокровного "ты - мне, я - тебе" без манипуляций глупостями вроде долга и любви. Лукени характеризует это в своем циничном духе: после того, как вторую дочь также "реквизируют" (das Kind wird requiriert), что подчеркивает отношение Софии к невестке и ее детям как к неодушевленным предметам-активам, не имеющим собственных чувств, "Ей [Элизабет] постепенно становится ясно, что ей удастся чего-либо добиться только тогда, когда от нее чего-то хотят и она может диктовать цену [за это]" / Und langsam wird ihr klar, daß sie nur was erreichen kann, wenn man von ihr was will und sie den Preis diktiert.
Глагол "диктовать" хорошо отражает амбиции Элизабет. Однако дословный перевод на русском звучит не очень складно и слишком длинно. К счастью, здесь на помощь приходят органичные для разговорной русской речи слова - "сторговать" и "посул". Они удачно отражают нужные смыслы - и при этом добавляют речи Лукени разговорную, иногда простецкую и даже грубоватую стилистику, которая, на мой взгляд, хорошо дополняет бесконечные саркастичные подколы рассказчика в адрес главной героини.
MIT DER KNUTE NIEDERZWINGEN
Когда речь заходит о поездке в непокорную Венгрию, Франц Иосиф описывает потенциальный вклад Элизабет в урегулирование нейтральными выражениями - "Твоя красота тоже может быть полезна нам в политике. Поедем со мной в Венгрию, примени ради меня свои чары. Лиши моих противников силы своим очарованием." / Auch deine Schönheit kann uns politisch nützlich sein. Komm mit nach Ungarn, setz’ deinen Zauber für mich ein. Setz meine Gegner matt durch deinen Charme.
Однако одновременно с этим звучит партия придворной камарильи, которая высказывает свое мнение намного откровеннее: "Тех, кто бунтует, нужно ставить на колени кнутом. А затем - обольщать шармом, чтобы отделаться от них" / Man muß die, die sich empören, mit der Knute niederzwingen, und danach mit Charme betören, um vom Hals sie abzubringen.
Разумеется, упоминание слова "кнут" сразу же вызывает ассоциацию с методом "кнута и пряника", который - по большому счету - и подразумевается в данной ситуации: Венгерская революция 1848 г. была подавлена, а теперь надо сделать так, чтобы венгры не бунтовали впредь. И хотя в оригинальном либретто такая фраза не звучит, в немецком языке она существует - Zuckerbrot und Peitsche, т.е. "пряник и плеть".
Публикация на Дыбре
СТАДИИ БРАКА | STATIONEN EINER EHE (DIE ERSTEN VIER JAHRE)
Версия-2005/2012
Оригинальное либретто - Михаэль Кунце
Эквиритмичный перевод - Юлия Шарыкина
Акт 1. Сцена 9.
Сцена превращается в бумажный театр наподобие тех, что служили игрушками детям XIX века.
Лукени надевает на себя блестящий фрак и цилиндр.
читать дальше
ЛУКЕНИ:
Досада гложет Смерть:
Элизабет сбежала ко двору.
Он же в первый раз отшит,
Посочувствуйте ему!
А раз ей не по нраву
Вкус кисельных берегов –
Быть может, это результат
Как раз его трудов.
Лукени завершает своё перевоплощение.
ЛУКЕНИ:
Так, в первый брачный год сидит она одна, грустя.
Ну что ж, не муж – так попугай хоть рядом с ней.
Второй же брачный год приносит первое дитя,
Но мать освобождают от него скорей.
Лукени демонстрирует табличку с надписью "Март, 1855 г.". На другой стороне сцены появляется Элизабет, вбегающая в покои эрцгерцогини Софии, где придворные дамы собрались вокруг колыбели с первым ребёнком Элизабет.
ЭЛИЗАБЕТ:
Где моя малышка?
ЭРЦГЕРЦОГИНЯ СОФИЯ:
Её к себе я взяла.
ЭЛИЗАБЕТ:
Мне верните дочь сейчас же!
ЭРЦГЕРЦОГИНЯ СОФИЯ:
То решать буду я.
ЭЛИЗАБЕТ:
Как могли без спроса
Дать ей имя Софи?
В собственную честь, не так ли?
ЭРЦГЕРЦОГИНЯ СОФИЯ:
Ей я хочу лишь добра.
На другой стороне сцены император Франц Иосиф сидит за своим письменным столом, рядом стоит его адъютант. Когда Элизабет обращается к нему через всю сцену, он прерывает свою работу с удивлённым видом.
ЭЛИЗАБЕТ:
Твоя мать, Франц, желает
Со свету сжить меня.
Даже похищенье дочки
Примешь, не виня?
СОФИЯ и ПРИДВОРНЫЕ ДАМЫ: /одновременно/
Она сама ещё юна –
Не ей растить детей.
ФРАНЦ ИОСИФ:
Не беспокойся, мой ангел,
Мама умеет всё
И с детьми отлично ладит.
Нам с ней повезло.
СОФИЯ и ПРИДВОРНЫЕ ДАМЫ: /одновременно/
Она сама не так умна –
Научим быть мудрей.
ЭЛИЗАБЕТ:
Значит, ты поддержал...
ФРАНЦ ИОСИФ:
Я ссор не хочу...
ЭЛИЗАБЕТ:
...не меня!
ФРАНЦ ИОСИФ:
Прошу, пойми: нельзя иначе.
Графиня Эстерхази-Лихтенштейн с деликатной настойчивостью выводит упирающуюся Элизабет из покоев эрцгерцогини.
ЭЛИЗАБЕТ:
Но дочь! Верните дочь!
Сцена исчезает, как и предыдущие. Свет снова концентрируется на фигуре Лукени.
ЛУКЕНИ:
А в третий брачный год родилась дочь ещё одна.
Напрасно выла мать: дитя забрали прочь.
И стало ясно ей: получит только то она,
Что сможет сторговать за свой посул помочь!
Лукени показывает табличку с надписью "Октябрь, 1856 г.". На сцене появляется императорская столовая, в которой молча обедают Элизабет и император Франц Иосиф.
ФРАНЦ ИОСИФ:
Твоя краса поможет
В политике всем нам.
Поедем к венграм –
Их очаруешь для меня.
СВИТА, группа 1: /одновременно/
Ваша красота полезна
И империи так лестна.
СВИТА, группа 2: /одновременно/
С бунтарями строго нужно –
Призовёт их кнут к порядку.
Но чтоб стали впредь послушны -
Их поманит пряник сладкий.
ЭЛИЗАБЕТ:
Верни детей обратно –
Это важней!
ФРАНЦ ИОСИФ:
Срази же недругов
Красой своей!
ЭЛИЗАБЕТ:
Поеду лишь с детьми я –
Мне их верни назад.
Поддержу тогда охотно
Политику твою.
СВИТА, группа 1: /одновременно/
Венгрия, Италия
К чарам женским так слабы.
Австрия сумеет там
Достичь высот любых.
ФРАНЦ ИОСИФ:
Поездка – не забава,
А дети так малы...
СВИТА, группа 2: /одновременно/
Ваша красота полезна
И империи так лестна.
ЭЛИЗАБЕТ:
Тогда и к венграм едешь
В одиночку ты.
ФРАНЦ ИОСИФ:
Бог мой, я не понимаю тебя!
Но, хорошо, пусть будет по-твоему.
Сцена исчезает, и свет снова концентрируется на фигуре Лукени. Тот держит в руках табличку с надписью "Май, 1857 г.".
ЛУКЕНИ:
Так на четвёртый брачный год
В Венгрию деток чета везёт.
Туда, где уже их кое-кто ждёт.
Вы догадались – кто? Или?..
* Комментарий переводчика
читать дальше
На мой взгляд, в первом акте именно эта сцена является наиболее сложной и красивой с точки зрения композиции: не просто ансамблевая, а полифоническая сцена с участием множества героев, взаимодействием разных идей/принципов/конфликтов и использования нескольких самостоятельных музыкальных тем.
Во-первых, герои. С одной стороны - ведущая партия в этой сцене принадлежит Лукени как рассказчику. С другой - действующими лицами все же являются Элизабет и Франц Иосиф с Софией. Их можно назвать протагонистом и антагонистами, но все же не героем и злодеями: каждый из них отстаивает свою "правду" и "благие намерения", а вовсе не устраивает разборки ради разборок. Бонусом идут партии ансамбля: придворные дамы, сопровождающие истинную хозяйку венского двора, а также свита Франца Иосифа (интересный нюанс: в оригинальном либретто эта группа обозначена как Kamarilla - в дословном переводе "придворная клика интриганов", хотя и само слово "камарилья" со времен испанского короля Фердинанда VII успело стать именем нарицательным). При этом ансамблевые партии, поддерживая основные линии Софии и Франца Иосифа, все же являются вполне самостоятельными.
Во-вторых, конфликты и темы, произрастающие из разных позиций персонажей. Ненадежный рассказчик Лукени постоянно язвит и сарказмирует над избалованной императрицей, формально высказываясь в ее поддержку, а на самом деле - всячески подчеркивая, что она живет по принципу "в чужом глазу соринку замечу, в своем бревна не увижу" и предвзята что к императорской семье и ее порядкам, что к своему потустороннему воздыхателю. Элизабет с ее основной темой свободы балансирует на тонкой грани между вызывающей сочувствие несправедливой притесненностью и уже настораживающей упертостью и почти воинственной обиженностью. София с ее маниакальным стремлением держать все под собственным контролем и неготовностью допустить даже вероятность того, что она может ошибаться в отношениях с невесткой. И, наконец, неудачливый миротворец Франц Иосиф, который настолько задолбан политическими конфликтами, что на конфликты семейные реагирует почти как страус - до последнего пытается делать вид, что их не существует, а когда они все же взрываются скандалом - отступает перед требованиями той стороны, которая сильнее на него надавит (заметьте динамику: сначала он встает на сторону матери, в то время как его жена не чувствует в себе достаточно силы для достижения своей цели; но затем, когда Элизабет набирается решимости и злости для отстаивания своей позиции даже ценой хороших отношений с мужем, достаточно быстро сдается, махнув на все рукой).
В-третьих, музыкальные темы, которые отражают эти самые конфликты и формирование "партий" из персонажей. По сути, оригинальная музыкальная тема здесь звучит только у Лукени. Конфликт Элизабет и Софии продолжается практически на мотив "Главный долг императрицы" / Eine Kaiserin muss glanzen (музыкальная цитата непрямая, но ритмический рисунок весьма похож). Когда он сменяется спором между Элизабет и Францем Иосифом, придворные дамы поддакивают Софии на мотив "Последний танец" / Der letzte Tanz, выступающий здесь как тема завуалированной угрозы и недоброго предзнаменования. Эту же тему использует камарилья, подбивающая Франца Иосифа к тому, чтобы вовлечь Элизабет в урегулирование венгерского вопроса. Им же на смену приходит другая основная мелодия: следующий спор Элизабет и Франца Иосифа происходит уже на тему их любви - "Все легко" / Nichts ist schwer (уже вторая реприза этой темы, к слову, после "Зевак" / Die Gaffer) - и это, пожалуй, наиболее яркое цитирование музыкальной темы, которая отражает динамику всей сюжетной линии их брака, начавшегося со сказочной любви - и скатывающегося... пока неизвестно куда.
При этом все перечисленные элементы гармонично складываются в единую картинку-мозаику, которая удачно отражает суть событий, происходящих в течение 4 (!) лет. Удачно как в плане лаконичности, так и в плане драматургического нагнетания, которое не позволяет зрителю/слушателю скучать во время вроде бы проходной сцены, чья функция на первый взгляд сводится к пересказу "в предыдущих сериях".
Впрочем, эта сцена интересна с точки зрения не только общей композиции, но и конкретных формулировок в тексте.
SCHLIESSLICH IST ER ABGEBLITZT
Сцена начинается с ироничной ремарки Лукени вдогонку не только предыдущей арии Элизабет "Я верна себе" / Ich gehoer nur mir, но и всему блоку свадебных сцен, включая "Последний танец" / Der letzte Tanz. В адрес последнего он отпускает якобы сочувственную шпильку: "У Смерти вызывает досаду то, что он лицезреет Элизабет при венском дворе. В конце концов, он отшит - его затаенную злость можно понять" / Den Tod verdrießt es sehr, Elisabeth am Wiener Hof zu sehn. Schließlich ist er abgeblitzt, man kann seinen Groll verstehn. При этом Лукени своей формулировкой играет на теме фансервиса: abgeblitzt в немецком тексте действительно в одном из значений переводится как "отшит" в контексте отношений, и это демонстративно сводит отношения Элизабет и Смерти к почти комедийному стереотипу о неудачливом отвергнутом любовнике, в то время как ситуация намного сложнее.
MILCH UND HONIG
Но здесь есть интересный нюанс: шпилька Лукени в адрес Смерти является еще большей шпилькой в адрес самой Элизабет, потому что является предисловием к другому утверждению: "Поэтому: если ее [Элизабет] жизнь на вкус оказывается не медом и молоком, то вполне возможно, что за этим стоит [этому причина] он [Смерть]" / Drum: wenn trotz Milch und Honig ihr das Leben hier nicht schmeckt, dann könnt’ es durchaus möglich sein, daß er dahinter steckt, за чем далее следует описание неудачных первых четырех лет брака Элизабет и Франца Иосифа. И цепочка озвученных Лукени утверждений приводит к выводу, что именно Смерть виноват в том, что семейная жизнь Элизабет начинается далеко не так удачно, как ей виделось.
Серьезная заявка, не правда ли? Смерть во плоти занят такой мелочной местью, как организация семейных неурядиц в жизни отвергнувшей его женщины. А может быть, дело в том, что так видит ситуацию расстроенная и разочарованная Элизабет - и это именно она, в силу пока еще юного возраста и не великого жизненного опыта, сводит свое знакомство со Смертью к тропу "прекрасная дама и ее кавалер"? Такая гипотеза прекрасно бьется с отношением, которое Элизабет вскоре продемонстрирует в отношении мужа и свекрови: принципиальная позиция оскорбленной и обиженной жертвы, перед которой все виноваты и которая от всех требует особого отношения.
Ну и, собственно, комментарий к формулировке, которая, мне кажется, подтверждает саркастичность высказывания Лукени: использованное в немецком тексте Milch und Honig является частью устойчивого выражения библейского происхождения - das Land, wo Milch und Hoenig fliessen ("земля, где текут молоко и мед"). На русский язык это выражение обычно переводится как "земля обетованная". Получается, что Лукени в своем духе упрекает Элизабет в том, что она на полном серьезе ждет, что венский двор окажется удобной "землей обетованной", а если это не так - тем хуже для всех окружающих.
Тем не менее, на русском языке в этом контексте странно звучали бы что "земля обетованная", что дословное "молоко и мед", которое все же не является для нас идиомой. Зато идиомой является другое выражение, которое выглядит родственным оригинальному "земля, где текут молоко и мед" - это "молочные реки, кисельные берега", т.е. страна сказочного изобилия и благополучия, почти земной рай. И она вполне укладывается в контекст насмешки над Элизабет, которая недовольна даже "кисельными берегами" (каковыми выглядит придворная жизнь со стороны обывателей).
(Кстати, страна "молочных рек, кисельных берегов" существует не только в русском фольклоре. В немецких сказках аналогичная страна называется Sсhlaraffenland, что дословно переводится как "страна ленивых обезьян". По-голландски она называется Luilekkerland - "лениво-сладкая страна". Во французской и английской средневековой литературе такая страна называется Pays de Cocagne - "страна Кокань". Образ этой страны - это одновременно и утопия, и пародия на нее, которые неоднократно использовались со времен Средневековья как в литературе, так и в живописи - например, именно по мотивам этого сюжета и связанной с ним пословицы написана картина "Страна лентяев" Питера Брейгеля Старшего.)
DU STELLST DICH GEGEN MICH
Без ложной скромности скажу, что перевод как минимум первой половины этой сцены идет максимально близко к оригинальному либретто. Единственное отступление - это упрек Элизабет в адрес Франца Иосифа, когда он в споре о воспитании малышки Софи встает на сторону матери, а не жены. В оригинале Элизабет говорит ему следующее: "Я понимаю: ты против меня!" / Ich versteh: du stellst dich gegen mich! По сути, это продолжение упрека после предыдущего скандала в "Я верна себе" / Ich gehor nur mir, когда Элизабет упрекает Франца Иосифа немного мягче: "Значит, ты оставляешь меня в беде" / Also, lasst du mich im Stich. Эскалация претензий наглядно демонстрирует деградацию их отношений: от "ты проявил ко мне равнодушие" к "ты выступаешь против меня". Но в силу особенностей ритмического рисунка мне пришлось немного сгладить упрек Элизабет, постаравшись сохранить основную мысль: теперь она воспринимает мужа не как защитника, а как еще одного противника.
WENN SIE DEN PREIS DIKTIERT
Элизабет переводит отношения с мужем в новое качество: пока не открытой войны, как со свекровью, но уже хладнокровного "ты - мне, я - тебе" без манипуляций глупостями вроде долга и любви. Лукени характеризует это в своем циничном духе: после того, как вторую дочь также "реквизируют" (das Kind wird requiriert), что подчеркивает отношение Софии к невестке и ее детям как к неодушевленным предметам-активам, не имеющим собственных чувств, "Ей [Элизабет] постепенно становится ясно, что ей удастся чего-либо добиться только тогда, когда от нее чего-то хотят и она может диктовать цену [за это]" / Und langsam wird ihr klar, daß sie nur was erreichen kann, wenn man von ihr was will und sie den Preis diktiert.
Глагол "диктовать" хорошо отражает амбиции Элизабет. Однако дословный перевод на русском звучит не очень складно и слишком длинно. К счастью, здесь на помощь приходят органичные для разговорной русской речи слова - "сторговать" и "посул". Они удачно отражают нужные смыслы - и при этом добавляют речи Лукени разговорную, иногда простецкую и даже грубоватую стилистику, которая, на мой взгляд, хорошо дополняет бесконечные саркастичные подколы рассказчика в адрес главной героини.
MIT DER KNUTE NIEDERZWINGEN
Когда речь заходит о поездке в непокорную Венгрию, Франц Иосиф описывает потенциальный вклад Элизабет в урегулирование нейтральными выражениями - "Твоя красота тоже может быть полезна нам в политике. Поедем со мной в Венгрию, примени ради меня свои чары. Лиши моих противников силы своим очарованием." / Auch deine Schönheit kann uns politisch nützlich sein. Komm mit nach Ungarn, setz’ deinen Zauber für mich ein. Setz meine Gegner matt durch deinen Charme.
Однако одновременно с этим звучит партия придворной камарильи, которая высказывает свое мнение намного откровеннее: "Тех, кто бунтует, нужно ставить на колени кнутом. А затем - обольщать шармом, чтобы отделаться от них" / Man muß die, die sich empören, mit der Knute niederzwingen, und danach mit Charme betören, um vom Hals sie abzubringen.
Разумеется, упоминание слова "кнут" сразу же вызывает ассоциацию с методом "кнута и пряника", который - по большому счету - и подразумевается в данной ситуации: Венгерская революция 1848 г. была подавлена, а теперь надо сделать так, чтобы венгры не бунтовали впредь. И хотя в оригинальном либретто такая фраза не звучит, в немецком языке она существует - Zuckerbrot und Peitsche, т.е. "пряник и плеть".
@темы: Elisabeth, Мюзиклы, Стихи и переводы