Публикация на Дыбре
СЫН МОЙ, КАК РАССЕРЖЕН Я | RUDOLF, ICH BIN AUSSER MIR
(СПОР МЕЖДУ ОТЦОМ И СЫНОМ | STREIT ZWISCHEN VATER UND SOHN)
Оригинальное либретто - Михаэль Кунце
Эквиритмичный перевод - Юлия Шарыкина
Акт 2. Сцена 10.
Рабочий кабинет императора в Хофбурге.
Император Франц Иосиф вызвал своего сына Рудольфа на разговор с глазу на глаз.
читать дальше
ФРАНЦ ИОСИФ:
Сын мой, как рассержен я известьем о тебе:
В прессе призывал людей не подчиняться мне!
РУДОЛЬФ:
Чушь и бредни.
ФРАНЦ ИОСИФ:
Лгать не смей: улик достаточно!
РУДОЛЬФ:
Значит ли, следит за мной
Родной отец?
ФРАНЦ ИОСИФ:
В политику ты влез опять…
РУДОЛЬФ:
И в этом прав!
ФРАНЦ ИОСИФ:
Решив в нюансы не вникать!
РУДОЛЬФ:
Но не оплошав!
ФРАНЦ ИОСИФ:
За венгров вздумал хлопотать…
РУДОЛЬФ:
Так же, как мать!
ФРАНЦ ИОСИФ:
Не заводи о ней речь!
РУДОЛЬФ:
Нет, заведу!
Ведь мыслит, как я,
Вот и с Вами жить не желает.
ФРАНЦ ИОСИФ:
Это не так.
РУДОЛЬФ:
Боитесь прозреть.
Будущего
Нас Ваш страх лишает!
ФРАНЦ ИОСИФ:
Так ничего не смог ты понять!
РУДОЛЬФ:
Нет! Понял всё:
Вашим предрассудкам
Нас со страной
В жертву Вы принесли.
ФРАНЦ ИОСИФ:
Что ты несёшь!
РУДОЛЬФ:
Не компромисс Вы пожнёте – один только гнев!
* Комментарий переводчика
читать дальше
Сцена "Спор между отцом и сыном" так логично продолжает и фабульную тему предшествующего ей дуэта "Длиннее стали тени" с бунтом непонятого кронпринца, и сам концепт второго акта как композиции из реприз, что для меня стал почти открытием факт, на который я раньше не обращала внимание: этой сцены нет в оригинальной венской постановке 1992 года.
В первой постановке за "Длиннее стали тени" сразу следует реприза "Как ты" со спиритическим сеансом на Корфу, сразу за ней - ансамблевая "Ненависть" / Hass, и уже потом на сцену возвращается Рудольф с обращенной к матери арией "Если бы я был твоим зеркалом" / Wenn ich dein Spiegel waer. Если задуматься, это не самая очевидная компоновка сцен: в разрыве между "Тенями..." и "Зеркалом..." теряется конфликт линии Рудольфа. Что такое случилось у него, что он бросается за помощью к недостижимой матери, а получив у нее от ворот поворот - кончает жизнь самоубийством? Это остается тайной, покрытой туманом.
Поэтому мне видится совершенно логичным и оправданным решение доработать сюжетную линию Рудольфа.
SO WIE MAMA
Вечный конфликт отцов и детей - и при этом преемственность поколений, некое духовное наследие - нашел точное отражение в "Споре между отцом и сыном". Эта сцена, с одной стороны, является репризой "Спора между матерью и сыном / Белларии": Франц Иосиф оказывается на месте своей матери, с которой "только что" спорил за право распоряжаться если не своей судьбой, то хотя бы любовью и семейной жизнью с любимой женой - и, сам того не осознавая полной мере, начинает совершенно в духе эрцгерцогини Софии прессовать свободолюбивого Рудольфа. С другой стороны, для Рудольфа эта сцена - реприза "Главного долга императрицы": в его лице его мать снова сталкивается с беспощадной муштрой и ограничениями во имя долга, представленными в лице уже не эрцгерцогини, но ее царственного сына.
"Коса" Софии/Франца, готовых жизнь положить на алтарь своего консервативного служения империи, снова находит на "камень" Элизабет/Рудольфа, которые не приемлют авторитетов, формальностей и ограничений, а если от них требуют исполнения некоего общественного долга - требуют в ответ права и возможности исполнять его в меру своего понимания, что ярко проявляется в венгерской теме.
Стоит ли говорить, что ничего хорошего из этого разговора - спора, а не диалога - не выходит, и каждый остается при своей правде?
DU HAST JOURNALIST GESPIELT
В целом, текст этой сцены имеет достаточно общий характер: хотя он и отсылает к конкретным обстоятельствам общественно-политического положения в конкретной стране и в конкретный период времени, общих формулировок либретто вполне достаточно для того, чтобы конфликтная ситуация была понятна человеку "со стороны". Но есть здесь и один нюанс, который без знания "матчасти" может быть непонятен.
"Рудольф, я вне себя. Мне сообщили, что ты играешь в журналиста и выступаешь против меня" / Rudolf, ich bin außer mir. Man hat mich informiert: du hast Journalist gespielt und gegen mich agiert. - с порога начинает Франц Иосиф.
Дело в том, что кронпринц Рудольф действительно печатался в прессе - под псевдонимом "Юлиус Феликс", за подписью которого выходили проницательные эссе с критикой в адрес австрийского правительства. Издавался кронпринц в газете Neues Wiener Tagblatt, ведущем издании австрийских либералов тех лет, у своего друга Морица Шепса, австрийского газетного магната еврейского происхождения.
Кронпринц и Шепс сходились во мнении, что Австрия должна противостоять реакции в лице политики немецкого канцлера Отто фон Бисмарка и сотрудничать с либеральной республиканской Францией. Такой образ мысли в Вене подвергался жесткой критике, особенно среди представителей набирающего силу лагеря германским антисемитов, и не находил поддержку у императора Франца Иосифа. Тем более не могла найти понимания и поддержку фронда сына против венценосного отца.
WAS SIE ERNTEN IST HASS
Крещендо в этом конфликте набирает силу по мере того, как отец и сын меняются местами: к концу дуэта это уже Рудольфа бросает обвинения в лицо императору.
"Вы не желаете видеть, что из-за [Вашего] страха Вы упускаете будущее. - Ты так думаешь просто потому, что ты ничего не понимаешь. - Наоборот, я понимаю: Вы приносите в жертву своему старческому упрямству нас и нашу неустойчивую империю! - Что тебе взбрело в голову! - Вы желаете охранять, вот только все, что Вы пожинаете - это ненависть!" / Sie wollen nicht seh'n, dass Sie aus Angst die Zukunft verpassen. - So denkst du nur, weil du nichts verstehst. - Doch, ich versteh, Ihrem Altersstarrsinn opfern Sie uns und das schwankende Reich. - Was fällt dir ein? - Sie woll'n bewahren, jedoch was Sie ernten ist Hass!
Тезисы Рудольфа можно свести к агрессивной вариации на тему "Вашими благими намерениями Вы выстилаете дорогу в ад", подразумевающей то, что политика императора не отвечает вызовам времени. Но в данном случае при переводе важно соблюсти не просто общий смысл, но и точную формулировку: последнее слово в этой сцене - "Ненависть" / Hass - является связующим звеном со следующей сценой, да еще со специфическим звукоподражанием - короткое, резкое, приглушенно-шипящее немецкое слово несколько раз повторяется как бы эхом, а на деле - толпой радикалов-антисемитов, сторонников немецкого национализма и будущем нацизма, который начал формироваться еще в XIX веке.
К сожалению, сохранить оригинальную "ненависть", которая лучше всего отражает именно что ненависть этой идеологии ко всем "другим", в данном случае не получается. Я размышляла над возможными заменами, которые укладывались бы в размер и не слишком далеко уходили по смыслу, и между "злостью" и "гневом" сделала выбор в пользу последнего: это сильная, отрицательно окрашенная эмоция, зачастую связанная с аффектом, провоцирующая человека на необдуманные плохие поступки - и как "смертный грех" осуждается не только в христианстве, но и во многих других религиях.
DAS SCHWANKENDE REICH
Последний нюанс, на котором я хотела бы акцентировать внимание - это иллюстрация тезиса Рудольфа "неустойчивая империя" / das schwankende Reich. Отразить это на сцене во время достаточно непродолжительного и камерного диалога непросто: обычно постановщики останавливаются на том, что выводят на темную сцену отца и сына (как на первой фотографии к посту: она взята из одной из гастрольных постановок). Но венские постановки не были бы венскими, если бы не нашли подходящий символ, балансирующий между декадентской эстетикой и китчем.
Этим символом стала огромная корона Австрийской империи. У нее очень узнаваемый облик: она сочетает в себе венец из восьми гербовых лилий, символизирующий светскую королевскую власть, золотую митру, символизирующую власть духовную, и разделяющую митру дугу, повторяющую дугу короны Карла Великого - корону Священной Римской империи, часть имперских регалий, которые столетиями хранились в Нюрнберг и лишь после Наполеоновских войн оказались в габсбургской сокровищнице в Вене.
Франц Иосиф вещает одновременно с высота и из глубины этой короны - то ли император, то ли пленник империи. Возле основания короны, в тени, сидит кронпринц Рудольф. Ирония судьбы: корона Австрийской империи - это личная корона императора Священной Римской империи Рудольфа II. Намеренно или нет, но эта сцена, это совпадение имен создают очень многозначительную перекличку с последней строкой дуэта "Длиннее стали тени": "Император Рудольф идет навстречу времени".
Рудольфа II характеризовали как человека глубокого ума, рассудительного, с сильной волей и интуицией - и при этом склонного к депрессии, бегству от действительности. Стремясь отгородиться от общества венского двора, он предпочитал компанию людей низкого происхождения, потакавших его прихотями, и предавался художественным и оккультным увлечениям. В Пражском Граде, где Рудольф жил, сбежав из не любившей его Вены, императором была основана одна из первых кунсткамер - огромная коллекция книг, рукописей, картин, монет и всяких редкостей. Император сыграл большую роль в ренессансной перестройке Праги, а также приглашал к своему двору ученых и деятелей искусства разных стран. Среди них были и английские астрологи и алхимики Эдвард Келли и Джон Ди, а также датский астроном Тихо Браге, благодаря чему резиденция императора стала центром алхимической науки того времени, а самого Рудольф называли германским Гермесом Трисмегистом (в этом качестве, к слову, он упомянут и среди гостей бала Воланда в "Мастере и Маргарите" Михаила Булгакова).
Согласитесь, по описанию весьма похоже на представителей рода эксцентриков и безумцев Виттельсбахов, из которого вышел уже кронпринц Рудольф?