Публикация на Дыбре
БЕЗУМНАЯ | SIE IST VERRÜCKT (ДУРДОМ | DAS IRRENHAUS)
Версия Вена-1992/2005
Оригинальное либретто - Михаэль Кунце
Эквиритмичный перевод - Юлия Шарыкина
Акт 2. Сцена 4.
Психиатрическая больница в пригороде Вены.
читать дальше
ЛУКЕНИ:
Che bambino stupido! Нельзя требовать от императрицы, чтобы она беспокоилась о детских глупостях. У неё есть долг: посещать бедных и убогих. С особенным удовольствием она посещает бедных убогих… в дурдомах.
Появляется Элизабет. Директор и духовные лица стараются всячески продемонстрировать императрице свою преданность. Пациенты заняты всяческим рукоделием.
ДИРЕКТОР:
Ваше Величество!
ДУХОВНЫЕ ЛИЦА:
Какая честь!
ЭЛИЗАБЕТ:
Я хотела бы увидеть пациентов.
Искомые пациенты предъявлены Элизабет. Санитары отвечают за то, что презентация пройдёт без происшествий.
Умалишённая фройляйн Виндиш, стоящая позади других пациентов, проявляет особенный интерес к посетительнице, и стерегущая её сестра настороженна.
Душевнобольной художник Краткий показывает Элизабет картину, на которой изображено, что каждое живое существо живёт за счет смерти другого существа. Фройляйн Виндиш наблюдает за визитом с возрастающим неудовольствием и, наконец, прерывает его…
ФРОЙЛЯЙН ВИНДИШ:
Дерзость! Как могла она
На имя посягнуть?
Императрица, тоже мне!
Хватило же ей смелости.
Безумная! Элизабет-то я!
На душевнобольную силой надевают смирительную рубашку, пока та негодующе отбивается.
ЭЛИЗАБЕТ:
Пустите её. Я хочу с ней поговорить.
Посмотри внимательней –
Перед тобой Элизабет.
ФРОЙЛЯЙН ВИНДИШ: /почти одновременно, с небольшой задержкой/
Посмотри внимательней –
Перед тобой Элизабет.
ЭЛИЗАБЕТ:
Склонись передо мной.
ФРОЙЛЯЙН ВИНДИШ и ПАЦИЕНТЫ:
Лживая, бесстыжая мошенница!
ОСТАЛЬНЫЕ ПАЦИЕНТЫ: /почти одновременно/
Лживая мошенница!
ФРОЙЛЯЙН ВИНДИШ и ПАЦИЕНТЫ:
На колени, ниц!
Водворить в дурдом её! Уведите прочь!
ОСТАЛЬНЫЕ ПАЦИЕНТЫ: /почти одновременно/
В дурдом её! В дурдом её!
ФРОЙЛЯЙН ВИНДИШ:
Это мой приказ!
ПАЦИЕНТЫ: /почти одновременно/
Она безумна –
Живёт так, как будто бы в бреде есть смысл!..
Пациенты выходят из-под контроля. Врачи и санитары пытаются восстановить порядок. Директор и священники умоляют Элизабет удалиться. Но она отказывается уходить. Пациентов уводят. Элизабет остаётся.
* Комментарий переводчика
читать дальше
Сцена, которая в разных версиях называется как "Дурдом" / Das Irrenhaus, "Психиатрическая клиника" / Nervenklinik или "Она безумна" / Sie ist verrueckt, как и следующая за ней ария "Прах, прах, лишь прах" / Nichts, nichts, gar nichts (в либретто они в принципе представлены как два эпизода одной сцены), присутствует в мюзикле с самой премьеры и есть во всех последующих постановках, вот только ставится на разные места. (И дополняется единственный раз - в Вене-2012, когда для хора пациентов в самом начале было дописано несколько реплик, по какой-то причине не включенных в новое издание либретто - каюсь, на слух не смогла их разобрать и не стала слишком утруждаться поисками их текста.)
В венских постановка "Дурдом" следует сразу за эпизодом с одиноким маленьким Рудольфом ("Мама, ну, где ты?"). Смысловой переход между сценами обеспечивает Лукени, закатывающий глаза на непонятливость ребенка и с присущим ему сарказмом объясняющий, что у императрицы есть более важные дела, нежели нянчиться с собственным ребенком. Например - нянчиться с сумасшедшими.
Сам по себе такой переход, подчеркивающий пренебрежение матери сыном, более чем оправдан и уместен. Однако проблема здесь, на мой взгляд, начинается в связке "Дурдома" и арии "Прах, прах, лишь прах", которую Элизабет поет строго по следам своего столкновения с сумасшедшей, считающейся себя настоящей императрицей Елизаветой Баварской.
Разделить эти два эпизода одной сцены невозможно. Однако, если "Дурдом" органично связан с "Мама, ну, где ты?", а сама сцена "Мама, ну, где ты?" не менее органично смотрится на фоне триумфального дуэта "Если я хочу", то ария "Прах, прах, лишь прах", отделенная от "Если я хочу" всего лишь парой небольших сцен, кажется мне слишком резким изменением в характере главной героини.
По этой причине лично мне больше импонирует размещение связки сцен "Дурдом" и "Прах, прах, лишь прах" чуть позже по ходу действия - уже после "Последнего шанса" / Die letzte Chance (Maladie), как это впервые было сделано в Такарадзуке-1996, а затем перешло в Европу благодаря Голландии-1999. Впрочем, о причинах такого мнения - позднее, в следующем комментарии. Сейчас же я хотела отметить лишь тот факт, что порядок публикации моего перевода в данном случае обусловлен не полной поддержкой венских постановок, а изначальным решением в целях единообразия придерживаться либретто Вены-2005, от которого я не считаю правильным отступать.
NARRENTURM
Как бы странно это ни прозвучало, но тема сумасшедшего дома в "Элизабет" - это еще один своеобразный оммаж Вене, подобно культуре кофеен и всяким гастрономическим нюансам, упомянутым в сцене "Конец света". Дело в том, что в Вене находится старейшая в континентальной Европе (т.е. за исключением Британии) больница для душевнобольных - так называемая "Башня дураков" / Narrenturm. Построенная в виде круглого пятиэтажного здания с внутренним двором, Башня своей формой напоминала венцам Gugelhupf - сладкую выпечку из дрожжевого теста с характерной формой трапециевидной призмы (австрийскую выпечку по-русски обычно так и называют "гугельхупфом", но есть у нее и славянское название - "баба" / "бабка", подвидом именно этой выпечки является всем известная "ромовая баба"). В результате в разговорной речи венцев название Gugelhupf закрепилось сначала за Башней дураков, а затем - и за другими психиатрическими лечебницами.
Основанная в 1784 г. при Иосифе II Габсбурге, императоре Священной Римской империи и старшем сыне, соправителе и наследнике Марии Терезии, Башня дураков для своего времени была передовой больницей и была разделена на 3 отделения: госпиталь, родильный дом и психиатрическую больницу. Психиатрическое отделение, занимавшееся меланхолией, помешательством и слабоумием, вскоре стало частным проектом императора. При нем пациенты свободно ходили по башне, в которой не были предусмотрены двери и решетки, и только на самых буйных из них надевали оковы, позднее сменившиеся смирительным рубашками.
В принципе, действие сцены "Дурдом" могло бы происходить и в Башне дураков: функционировать как психиатрическая больница она перестала только в 1869 г. - для понимания, венгерская коронация, показанная парой сцен ранее, состоялась в 1867 г. Но, скорее всего, речь идет о более "современной" лечебнице в венском Брюннльфельде (Die Niederösterreichische Landesirrenanstalt am Brünnlfeld), открытой в 1853 г. и ставшей косвенной причиной закрытия "устаревшей" Башни дураков.
Сама Башня дураков после этого долго была в запустении, на какое-то время становилась общежитием для медсестер центральной венской больницы, была складом, мастерской... Позднее здание отошло Венскому университету, и в нем разместился патологоанатомический музей. А в 2012 году коллекция вошла в состав знаменитого венского Музея естественной истории.
ВЕНСКАЯ ПСИХИАТРИЯ
Конечно, Башня дураков - не единственная и не главная отсылка в использованном хронотопе "психиатрическая лечебница в пригороде Вены". Австрийские врачи и ученые в принципе сделали огромный вклад в изучение душевных болезней - или как минимум представлении о них.
В XVIII веке в Вене практиковал выпускник медицинского факультета Венского университета Франц Антон Месмер - создатель учения о "животном магнетизме" (месмеризм). Другой выпусник Венского университета, Рихард Фрайхерр фон Краффт-Эбинг был известнейшим австрийским и немецким психиатром, невропатологом, криминалистом и одним из основоположников сексологии, подготовившим почву для работ Зигмунда Фреда (еще одного знаменитого выпускника Венского университета, работавшего в 1870-1930е гг.). Юлиусу Вагнеру фон Яуреггу, таже выпускнику Венского университета и преемнику фон Краффт-Эбинга на посту руководителя отделения психиатрии этого же университета, принадлежит первая нобелевская премия за достижения в области психиатрии (1927 г.).
Список можно продолжить: в Вене жили и работали Йозеф Брейер, Манфред Закель, Альфред Адлер, Виктор Франкл, Ганс Аспергер и многие другие. И пусть многие достижения в области психологии и психиатрии относятся уже к более позднему периоду, чем тот, что представлен в мюзикле, нельзя отрицать, что они внесли значимый вклад в создание современного представления о Вене.
ЗАКАТ ИМПЕРИИ
Развитие психиатрии/психотерапии, конечно, нельзя отделить от развития общества, а точнее - его образа жизни. Существует мнение, что особый интерес к внутренней жизни человека напрямую связан со стремлением уйти от внешней реальности ко внутренним переживаниям.
Такое стремление вполне естественно могло зародиться в конце XIX века, в декадентской среде fin de siècle ("конца века"), на фоне всех тех военных поражений, территориальных потерь и других политических потрясений, которые уже знакомы нам по сценам "Конец света", "Молоко", "Слава!" и еще станут знакомы по другим сценам - и которые знаменовали (как мы сейчас пониманием) начало заката Австро-Венгерской империи. В результате внешних поражений элита культуры и науки стали обращаться прежде всего к внутренней жизни индивида, а не к внешней реальности. И Вена была тем городом, в котором происходила концентрация этих общественных настроений.
Закат империи, гибель старого европейского мира - это именно тот фон эпохи, в контексте которого существует Элизабет. Не просто существует - ощущает его и близость Смерти острее других. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в своей вечной дихотомии жажды жизни и стремления к смерти (и снова привет Фрейду и дуалистической теории о либидо и мортидо) Элизабет так тянет к пугающему пограничью - безумию.
DOPPELGÄNGER
Сумасшедшая фройляйн Виндиш, считающая себя настоящей императрицей Елизаветой Баварской - это одновременно и темная сторона поп-культа, сложившегося вокруг кумира-знаменитости, и искаженное отражение самой Элизабет - ее доппельгангер (от нем. Doppelgaenger - "двойник").
Тема двойника, воплощающего некие теневые, бессознательные идеи и желания, вытесненные из-за их несовместимости с сознательным представлением о себе (например, под влиянием морали или социума), очень часто встречается и детально описывается как в творчестве немецких романтиков (например, у Эрнста Гофмана в "Песочном человеке"), так и в работах немецких (в широком смысле - германоязычных) психиатров / психоаналитиков (например, архетип Тени в работах Карла Густава Юнга).
В "Элизабет", впитавшей в себя наследие обоих направлений, фигура двойника главной героини воплощена в первую очередь в образе Смерти. Но если Смерть - это очевидное, почти традиционное воплощение доппельгангера, то с Виндиш ситуация интереснее: хотя она и сумасшедшая, ассоциирующая себя с другим человеком, доппельгангер в их с Элизабет ситуации - не Виндиш, а сама Элизабет. Неожиданный поворот, но здесь действительно идет отзеркаливание архетипа: в своем безумии Виндиш цепляется за "сознательную", "внешнюю" часть образа прекрасной императрицы, а то время как сама Элизабет живет в изнанке этого образа - отрицаемой, утаиваемой, одинокой, непонятой, несчастной, о которой никто - и Виндиш как олицетворение всех окружающих - не подозревает и не хочет задумываться.
В конечном итоге их спор о том, какая часть образа и личности Элизабет является настоящей, приводит к зеркальному обвинению в сумасшествии от Виндиш (и других пациентов) к самой Элизабет: "Она, должно быть, сумасшедшая. Она поступает так, как будто в безумии есть какой-то смысл!" / Sie muss verrückt sein. Sie tut ja, als wär in dem Wahnsinn ein Sinn! И эта финальная фраза, произнесенная хором пациентов дурдома, приобретает для Элизабет вполне здравый, очень личный смысл: вся ее жизнь, прожитая к настоящему моменту, на самом деле оказывается безумным фарсом, начисто лишенным смысла.
И осознание этого факта наваливается на Элизабет, воплощаясь в арии "Прах, прах, лишь прах" / Nichts, nichts, gar nichts.