Как известно, берлинский Tanz der Vampire (аки "Бал вампиров") закрывается 25 августа, согласно программкам - навсегда покидая и Берлин, и Германию. Увидеть спектакль вживую, на немецком, да еще и в старой венской постановке (о ней скажу отдельно чуть позже) - это большой соблазн, который наложиля на желание встретиться в Берлине с однокурсницами, которые проходили там курс по изучению немецкого. И вот я поехала из Вены в Берлин по чудесному маршруту, достойного отдельного упоминания: через Бреслав, Устье-над-Лабой, Прагу, Дрезден, Лейпциг, Магдебург и Брауншвейг.
(Часть пути через Чехию, пришедшаяся на раннее утро, с горами и Эльбой, была особенно прекрана.)Берлин произвел на меня двойственное впечатление. Вроде ничего плохого я не увидела, но и особого расположения город тоже не вызвал. Как и район, где находится Theatre des Westens. Сам театр красив, но Кантштрассе, на которой он находится, вызвала у меня некоторое отторжение. Но сейчас разговор не об этом.
Кассы театра нашлись прямо на Кантштрассе, в фойе, а не в отдельном помещении, как в Раймунд-театре или московских театрах Стейджа. Ради разнообразия (и за неимением других билетов) я взяла место на первом ярусе прямо по центру (1. Rang Mitte, фактически выше партера и Hochparket'а, который, как я понимаю, аналог амфитеатра). Обзор там был великолепный, чтобы оценить картину спектакля целиком, хотя с моей близорукостью, конечно, несколько не хватало бинокля, дабы получше рассмотреть лица актеров.
(Но биноклей, как и сувенирную продукцию, за исключением програмок и дисков, я в театре не нашла - в силу их отсутствия или моей пресловутой близорукости.)Забегая вперед, скажу, что в этом походе в театр меня устроило практически все - и место, и игра актеров, и атмосфера в зрительном зале. Последнее, пожалуй, было особенно приятно.
О моем отношении к старому венскому (немецкому) оформлению спектакля.Как и обещала, расскажу про старое венское (с немецкими обновлениями, разумеетя) оформление спектакля. Я давно пыталась решить для себя, какое оформление нравится мне больше: это или венгерское (более известное как Вена-2009). Чаши весов попеременно перевешивали друг друга. В целом, мне нравится венгерское оформление, особенно некоторые детали. В то же время, там достаточно много перегибов. Например, костюмы Герберта, паетки на потяжелевшем плаще Графа, чей рост успешно съедает длинный сюртук... Много вопросов и из сферы личного восприятия: я, например, нежно люблю старую винтовую лестницу в зале замка, да и нынешнее немецкое оформление "Красных сапожек" мне симпатично. В целом, венгерское оформление часто наводит меня на мысли о некоторым излишнем пафосе и прямолинейности (например, в случае с Гербертом), несмотря на некоторые очевидные преимущества.
Проблема в том, что немецкая версия тоже не лишена недостатков. Один из самых серьезных - то, как смотрится часть костюмов и грима вблизи. При том, что издалека они выглядят отлично, и в них играет практически все: цветовая гамма, фасон, силуэты и прочее. Например, как легко и изящно взмахивает здеь своим плащом Герберт. Как спускается по лестнице в бальный зал Сара. Как танцуют в финале вампиры, похожие на истлевшие тени - настоящие потусторонние существа. Как серьезно, сдержанно, но величественно выглядит фон Кролок, когда его парик не зачесан за уши и не разделен на две пряди, лежащие на плечах, в конце концов. Все эти замечательные концептуальные идеи чуть-чуть бы привести в божеский вид - и цены бы им не было. Винтовая лестница в "Кромешной тьме" и "Бальном зале" - отдельный разговор и моя старая любовь: помимо чистой эстетики, она наделена определенной смысловой функцией: спуск Сары по ней можно приравнять к спуску в мир мертвых и/или ее падению.
Под конец я скажу и вовсе кощунственную вещь: да, у Кентаура в финале потрясающие костюмы, но мне больше нравится старый финал. Он абсолютно закончен в своем минимализме, в отсутствии на сцене графа (что в венгерской версии, имхо, больше фансервис), в стекающей под заднику крови.
Впрочем, говорить о деталях можно очень долго - и я с удовольствием продолжу тему, если найдутся желающие ее обсудить. Здесь же стоит подвести итог, некое общее впечатление. Несмотря на возможную "моральную устарелость", старая венская постановка в моих глазах больше соответствует оригинальному тексту Кунце. Эмоционально она более холодная, сдержанная - просто по сценическому оформлению, не по игре актеров (что раз на раз не приходится, как известно). Я бы сказала, что экзистенциализма здесь не то просто больше, не то он ничем не замутнен. Эта постановка холоднее, темнее, возможно - безнадежнее в чем-то. И этим - глубже. Хотя ее специфичности и моих претензий к некоторым моментам это не отменяет.А претензий к увиденному составу, пожалуй, и не будет. За исключением Шагала, я видела всех актеров первого состава: Иван Ожогин (Граф фон Кролок), Мерседес Чампаи (Сара), Микаэль Хеллер (Альфред), Файт Шэфермайер (проф. Абронзиус), Франц Фрикель (Шагал), Гёле де Рэдт (Магда), Марк Либиш (Герберт), Штефан Бюденбендер (Куколь), Аня Вессель (Ребекка). По сложившейся традиции позволю себе промолчать о последних двух персонажах, а также о Шагале: увы, они прошли мимо меня, и я предпочитаю ничего не говорить, нежели нафантизировать то, чего не увидела.
Граф фон Кролок - Иван ОжогинГраф фон Кролок - Иван Ожогин.
Возможно, кто-то читал мой старый отзыв на питерский БВ сентября 2011 года и помнит, как весьма тепло я отзывалась об Иване. На дайри, кажется, изменение моего мнения не отразилось, но достаточно долгое время Граф-Ожогин нравился мне все меньше и меньше - игрой, вокалом и, даже странно, внешностью (гримеры умеют творить чудеса). Впрочем, больше меня все-таки смущало смысловое наполнение его игры. Я обдумывала то, каким вижу внутренний... э-э... символический код ТдВ, и понимала, что в нем этот Граф оказывается фантиком - красивым, но пустым. Поэтому, а еще потому, что по некоторым записям мне категорически не нравился немецкий язык в исполнении Ожогина, на спектакль с его участием (а с его участием были все спектакли на ближайшие...дней пять, кажется), я шла с некоторой долей обреченности. Т.е. - не надеясь, что образ Графа найдет во мне отклик.
Я во второй раз ошиблась в Ожогине.
Не знаю, в чем дело. Влияние города,товарищей по сцене, языка? Той самой внутренней целостностью постановки без излишеств? Граф-Ожогин нашел свое место в этой сетке координат. Настолько свое, что мне даже кажется, что это тот самый граф, которого выписывал в тексте либретто Кунце до того, как образ заточил под себя Стив Бартон.
Но главное, что я должна сказать перед тем, как описывать увиденное, заключается вот в чем: Граф-Ожогин в Питере и Берлине - разные Графья.
В Берлине это по-прежнему холодное, но уже открыто злое существо. Злое не столько в плане намерений, сколько, наверное, в плане собственной озлобленности, нежелания скрывать свое отношение к чему-либо. При этом именно это нежелание стирает фальшивую любезность, которой пропитана питерская не величественность, а откровенная заносчивая надменность. Граф неожиданно оказывается честнее - и с собой, и с публикой. Он больше внимания проявляет к гостям и к Саре особенно - мне очень понравилось, как неотрывно он смотрел на нее в бальном зале, пока Сара появлялась на лестнице и спускалась вниз. Вот этого контакта взглядов очень не хватало мне в Санкт-Петербурге, где нитей между ожогинским Графом и Сарой я не видела - с его стороны, во всяком случае. Здесь же она была - эта жажда найти "дитя звезд", а затем - не то вечно наслаждаться им, не то смять и уничтожить своим укусом. Это не любовь, это потребность, родственная голоду.
Несмотря на свою злобу, этот Граф остается мыслящим существом. Мне неожиданно понравился его "Неутолимый глад". Граф осознает бедственность свое положения, но продолжает существовать по привычке: заходя на свое кладбище в поисках ключа, он теряется среди могильных плит и уже не помнит, что его сюда привело. Ключ же прост: он должен погибнуть вместе со своим замком, со своим пониманием голода и будущего - погибнуть прежде, чем придет то самое "новое тысячелетие", в котором ему не будет места.
Все просто. Но гениально, потому что только в старой венской постановке замок рушится после побега Сары и Альфреда с профессором, погребая под собой хозяина - но оставляя нетронутыми других вампиров, лишенных графского разума, а главное - желания им пользоваться, а не существовать на звериных инстинктах. По-своему печальная история, которую, впрочем, никто из героев мюзикла не в силах осознать.
Что хотелось бы отметить отдельно, в том числе и в связи с "Неутолимым гладом", так это пение. Не знаю, в чем дело, но в Берлине Ожогин звучит совершенно иначе, чем в Петербурге, я не всегда даже узнавала его голос. В пугавшем меня произношении одно единственное слово ("ночь") резало мне слух. Неожиданно проникновенно Граф звучал,когда говорил или пел в полголоса. Но больше всего меня удивил крик в уже упомянутом "Неутолимом гладе". Это не рычание Чудовища, как, например, у Колпакова (если сравнивать с питерскими коллегами), это именно крик - озлобленный и полный боли не смутного чувства, а ясного осознания бессмысленности своего существования. И это осознание, на мой взгляд, намного устрашнее - и достойно уважения. Я совершенно не ожидала, что эта сцена так меня проберет, но сейчас понимаю: ради нее я бы с удовольствием еще раз сходила бы в театр и пересматривала бы бутлеги.Сара Шагал - Мерседес ЧампаиСара Шагал - Мерседес Чампаи.
Мерседес - волшебна и невероятно хороша. Ее голос - чудесен. Пластика движений не поддается описанию с моим скудным словарным запасом. Я видела многих Сар, среди которых у меня есть и любимицы - очень разные и непохожие друг на друга. Но я не ожидала, что найдется та, которая сумеет объединить в себе все те их черты, которые мне запоминались больше всего.
Сара-Мерседес - то самое зачарованное дитя звезд, нежное как ветер. Многогранная, но цельная и всегда... искренняя, настоящая. В ней слились воедино нежная романтичность, лукавая непосредственность, незамутненная жажда и наслаждение свободой, страстность... Это сложно описать, когда хочется рассказать сразу обо всем. Попробую все-таки вычленить главное.
А главное здесь, наверное, заключается в жажде свободы, которую испытыавет эта Сара, в чем-то уподобляясь Элизабет: эта свобода должна быть рисковой, пробирающей до дрожи, как балансирование на канате над ледяной бездной, и эта свобода - единственное, что наполняет жизнь Сары смыслом и настоящими красками. Сара и Кролок здесь - как те самые ветер и бездна, их притяжение взаимно, но происходит не на эмоциональном и даже не на рациональном уровне, доступном человеческому восприятию. Как удачно подметила Леди Ви., они как свободные радикалы - существуют сами по себе, пока их уравновешивает среда, но как только появляется другой радикал - моментально происходит реакция - вспышка или каноническое "полное затмение".
В отношениях этих Сары и Кролока речь не идет о чувствах романтического плана, у них скорее что-то, похожее на энергетический обмен. Кролок получает воспоминание о человечности через прикосновения нежного ветра с сотней давно забытых живых ароматов, а Сара - будоражущую кровь прогулку над бездной через зал, полный голодных вампиров. Она и дальше будет искать подобных вещей, но найдет ли она их вампиром, которому с ходом времени всего становится мало? Не найдет, скорее всего. Ведь это ее неутолимый голод.
Впрочем, Мерседес хороша не только общим концептом сыгранного образа. Нет, этот самый образ расцвечен многочисленными красочными штрихами, которые я могу лишь попытаться перечислить. Ее голос, поющий вокализ. Искренняя нежность и мечтательность в "Nie gesehen" (что-то я забыла, как эта сцена называется по-русски). Ее отношение к Альфреду - ни капли пренебрежения или неискренности. Она ему по-человеческим симпатизирует и не бросает даже после своего обращения - пожалуй, редкий случай, когда Сара, кусающая Альфреда, не выглядит "собакой на сене".
При этом почти детская непосредственность и некоторая игривость любопытно окрашены уже упомянутой мной пластикой движений, что можно наблюдать во всех сценах, имеющих место в ванной комнате. Не сказать, чтобы Сара специально пользовалась этим, но это естественная часть ее сущности - легкость движений и чувственная грациозность. О, как прекрасно последняя проявляется в сцене бала! Тот самый смыслосодержащий спуск по винтовой лестнице в исполнении Мерседес - это маленький шедевр, начиная от явления Сары на лестнице и того, как она наклоняется над перилами, глядя в глаза Графу, продолжая спуском, когда ее руки изумительно скользят по перилам. а юбки - переливающимя потоком по ступеням, и заканчивая проходу через сам бальный зал.
Отдельного упоминание достойна сцена репризы "Там есть свобода". Помнится, я неоднократно жаловалась на почти карикатурную деревянность некоторых актрис в сцене превращения в вампира, грубоватую комичность, попытки выдавить из себя рык. Так вот, Сара-Мерседес воплотила все то, что я жаждала видеть в этой сцене. Контраст превращения показан без перегибов, но ярко, в шею Альфреда она впивываетя стремительно, но изящно, и невольно любуешься, как запоздало за ней вихрем кружится юбка. Эта Сара-вампир не рычит, не облизывается, не ползает, раскорячившись, по сцене. Напротив, она преисполнена достоинства, изящности и даже... ласки по отношению к Альфреду, возможно, когда она предлагает ему попробовать кровь. Это просто эстетически очень красиво и отлично дополняет образ.
(Немного оффтопом. После спектакля у меня возникла следующая мысль: в спектакле прослеживаются две пары партнеров - Граф-Сара и Герберт-Магда (Карпе Ноктем и Финал). Первые предтавляют собой, как ни странно, нечто возвышенное - некоторые стремление нематериального характера, идеалы, мечты, в то время как у вторых доминируют практически звериные инстинкты. Есть у меня впечатление, что, как и для погибающего в этой версии фон Кролока в новом тысячелетии нет своего места, так и "звездное дитя" Сара однажды станет там чужой - если не переродится еще раз.)Альфред - Микаэль ХеллерАльфред - Микаэль Хеллер.
С одной стороны - не могу сказать, что увидела какую-то оригинальную трактовку роли. С другой - это было очень качественное ее исполнение, образ, в котором актер был полностью органичен. Некая золотая серединка. Альфред-Хеллер - юноша, конечно, молодой и не шибко опытный, явно впервые попавший на "серьезное дело" и до последнего в эту серьезность не веривший. Да-с, не герой. Но не растяпа и неумеха, не тряпка. По нему как-то видно, что обычно, не в стрессовой ситуации, ему не свойственна неуклюжесть. Этот Альфред довольно неплохо соображает и не так уж пуглив. То, что некоторые поступки он не в силах совершить, связано не с трусостью, а с некоторыми внутренними установками. Я бы даже сказала, что некоторые из этих установок для Альфреда-Хеллера явно важнее, чем "приказ сверху" - то есть указания профессора Абронзиуса. Мне показалось, что к нему юноша относится с уважением к годам и ученности, но в то же время - явно считает "немного не в себе". Впрочем, о профессоре я расскажу отдельно и весьма подробно.Профессор Абронзиус - Файт ШэфермайерПрофессор Абронзиус - Файт Шэфермайер.
Профессор тем вечером был гвоздем программы. Он изумителен от и до! Зал ему просто рукоплескал после каждой сцены, и совершенно заслуженно. Я восхищена тем, как Шэфермайер выдавал профессорскую скороговорку и переходил на фальцет. Впрочем, еще больше мне понравился созданный образ: редкий случай, когда на основе увиденного легко можно представить историю персонажа и _захотеть_ узнать о ней подробнее. Этот профессор - очень худощавый и немного долговязый старичок с неукротимой энергией. Настолько активен и воодушевлен, что его юный ассистент за ним просто не всегда поспевает. Он не вызывает ни отторжения, ни других негативных чувств, только расположение и доброе веселье. Он очень подвижен, пританцовывает, играет интонациями и, на самом деле, на помешавшегося на вампирах не особо похож. Наоборот, создается впечатление, что у Абронзиуса по-прежнему достаточно ясный ум. Просто он сам по себе нестандартный человек, с некоторыми странностями. А еще - я легко могу поверить, что проблемой вампиров профессор занимался и в молодости, когда сам был хоть куда, не сильно старше Альфреда. Вот чувствуется в нем какой-то... опыт, что ли. Возможно, это не слишком соответствует некоей изначальной задумке либреттиста, прописывавшего образ Абронзиуса, но сыграно было потрясающе.Герберт - Марк ЛибишГерберт - Марк Либиш.
Этого Герберта я хотела увидеть еще во времена венского ревайвла и думала, что неплохо изучила его по бутлегам. Но берлинская постановка влияет то ли на восприятие, то ли на игру, и в этот раз я увидела другого Герберта. В Берлине виконт фон Кролок - существо значительно серьезнее и инфернальнее. В то время, как обычно персонаж выглядит хоть и зажигательно, но откровенно комично и даже пародийно, то здесь такого впечатления не остается. Герберт-Либиш - утонченный аристократ, игрок, не любящий перегибов. Он весьма хищен и отнюдь не легкомысленен, хоть чувство юмора у него и есть. Именно юмором и обусловлена в этой постановке сцена в ванной: он наслаждается своей шуткой и реакцией Альфреда, но не более, во время танца чувствуется некоторая... отстраненность, что ли. Этот Герберт, кстати, умеет не терять лицо. Раз он начал эту шутку и попал из-за нее в не очень приятную ситуацию, то он же и выходит из положения в духе этой самой шутки - именно так выглядит его возмущение после... эм, спасения Альфреда профессором.
Кроме того, здесь мне не очень удается воспринимать Герберта графским сыном. Он - самостоятельная личность, подчиняющаяся графу, но только пока. И, в отличие от графа, к новому тысячелетию, потребительскому и вечно голодному, он легко подстраивается, танцуя в финале.Магда - Гёле де РэдтМагда - Гёле де Рэдт.
Смотря на эту Магду, я внезапно поняла, что никогда не задумывалась о роли этого персонажа в истории и том, какие требования к игре эта роль должна предъявлять. О Магдах я всегда сужу по своему вкусу, так что здесь меня можно смело обвинять в предвзятости. Но это классическая ситуация с фломастерами, так что спор бессмысленен, пожалуй.
У этой Магды был довольно приятный образ. Да, комичный, драмы не было даже в "Мертвым быть так странно" - девушка откровенно кокетничала, вспоминая приставания Шагала. Но комичность эта была ровная, без перегибов в сторону грубости или пошлости, что несомненно радует, пусть я и не могу сказать, что Гёле по-настоящему "жгла и пепелила".Единственное, что меня в ней несколько насторожило - голос и произношение. Если я правильно помню, для нее немецкий все-таки не родной, и это иногда чувствовалось. Особенно, когда она брала высокие ноты. Что-то в ее голосе начинало резать мне слух, я даже не могу точно сказать - само его звучание или именно произношение. Впрочем, это чисто личные заморочки.Так что - в целом и в частном - спектаклем я осталась неожиданно довольна. Да, есть определенные странности - в первую очередь с костюмами и гримом вампиров, которые вблизи лучше не видеть. Сцена показалась мне относительно маленькой для данных декораций, хотя никаких технических наклодок мной замечено не было - в этом плане я не могу предъявить никаких претензий. Актерский состав играл просто отлично, с настоящей самоотдачей, а зал соответствующе их принимал: на поклонах встал весь партер. Возможно, это связано с завершением показа спектакля в Берлине, но все равно было приятно окунуться в это атмосферу. Будь у меня возможность, я бы с интересом и удовольствием сходила бы на берлинский "Бал вампиров" еще раз. Но - увы.