You can dance forever, you've got a fire in your feet
But will it ever be enough?
You know that it'll never be enough!
"Original Sin' by Jim Steinman
Тема образа Сары Шагал из "Бала вампиров" уже не однажды всплывала в дискуссиях, в которых мне довелось участвовать, и теперь у меня, наконец-то, дошли руки до нормального поста на тему.
Так сложилось, что за героиней этого мюзикла довольно прочно закрепилось не самое лестное прозвище "Сарочка-дурочка". Не зря, в общем-то закрепилось, ибо эта юная особа редко думает головой, все чаще руководствуясь своими желаниями и чувствами и не задумываясь о последствиях своих поступков. Однако при том, что ему свойственно много карикатурно-кукольных черт, стоит отметить, что в сравнении с фильмом в мюзикле образ Сары стал глубже и интереснее. Разумеется, нет никакой речи о неоднозначных подтекстах, свойственных образу графа фон Кролока, однако мюзикловая Сара не лишена индивидуальности и характера. Это больше не безвольная красотка-кукла, которую по очереди похищают то вампиры, то охотники на оных. У нее есть возможность выбирать свой путь, и на бал она отправляется исключительно по своему желанию. И именно желания и чувства, руководящие ее поступками, делают Сару живой и очаровательной, несмотря на не самый блестящий ум и потерянный где-то по дороге к Шлоссу инстинкт самосохранения.
Если приглядеться к персонажам "Бала вампиров", станет понятно, что среди них именно Альфред и Сара должны быть наименее карикатурны. Они ничем не примечательны - бедный и не особенно храбрый студент и красивая и не особенно благоразумная дочь трактирщика - и в то же время более индивидуальны, нежели те же граф, профессор, Шагал или Магда, несмотря на всю колоритность образов последних.
Оставив пока Альфреда в стороне, замечу, что именно в этом вся соль: героиня близка и понятна зрителю, в ее душе бушуют, сподвигая на поиски приключений, те же самые чувства, что свойственны большинству семнадцатилетних девушек. И перед ними, и перед ней стоит один и тот же выбор: слепо ли следовать своим желаниям, рискуя сорваться в бездну, или отказаться от попыток утолить этот неутолимый голод и "стать серыми и скучными" в безопасной обыденности.
Сару из фильма и Сару из мюзикла разделяет одновременно так много и одновременно так мало: добровольный выбор.
"Могу я или нет?" - задается таким вопрос героиня в сцене "Красных сапожек". Фантазии и любопытство оказываются сильнее, и Сара убегает из дома. Но в Шлоссе ее вновь настигают сомнения, и в "Totale Finsternis" прекрасно прописана борьба девушки самой с собой. Здесь, пожалуй, даже можно задуматься, действительно ли она так глупа? Ведь главное она все-таки понимает: последовав за Кролоком, она почти стопроцентно погубит себя. Ей самой не раз приходит в голову бежать, пока это еще возможно, но здесь в игру вступает то, что и определяет образ Сары в наибольшей степени. Чувства и желания, ее собственный неутолимый голод. Именно они заставляют Сару надеть красные сапожки, именно они толкают ее в объятья фон Кролока, поддавшись на его уговоры отринуть все сомнения, именно они заставляют ее осознанно шагнуть в пропасть, навстречу своей гибели.
Эта чувственность - основной лейтмотив в образе Сары: только пробуждающаяся в юной девушке, еще почти ребенке, и полностью проявившаяся в вампирше, соблазнительной женщине, которой становится Сара в финале второго акта.
(Стоит при этом заметить, что чувства чувствами, сумасбродность сумасбродностью, но образ абсолютно логичен, и сделать героиню непонятной зрителю надо все-таки умудриться - хотя некоторым это и удается на "ура").
В осознании этой самой чувственности есть, на мой взгляд, два немаловажных момента, очень наглядно иллюстрирующих основные черты образа Сара. Собственно, это красные сапожки и эпитет "звездное дитя", которым ее награждает граф фон Кролок. О каждом из них - подробнее.
Красные сапожки - это практически прямая отсылка к сказке о девушке и красных туфельках. В разных редакциях меняются детали, но основная сюжетная линия остается прежней: надев эти самые красные туфельки или башмачки, девушка уже не может остановиться и танцует, танцует и танцует до тех пор, пока от дьявольской обувки ее не освобождает палач - увы, лишь вместе с ногами, но для девушки такая цена избавления уже не так и велика.
Подобно героине этой сказки, Сара, не устояв перед соблазном и приняв графский подарок, начинает танец, который она не сможет остановить: сначала, опьяненная мечтами, попросту не захочет, а позже это уже не будет в ее власти.
Однако, пусть понятный образ девушки в красных спожках и является здесь определяющим, больший интерес для размышлений на тему представляет собой фраза "звездное дитя". Что подразумевает граф фон Кролок, называя так свою гостью?
До недавнего времени я была свято убеждена, что это всего лишь красивый эпитет, более-менее синонимичный "чуду, примиряющему с реальностью". Собственно, насколько я знаю, позиция "звездное дитя = "упавшее с неба", "неземное" в своей чистоте и наивности дитя", хоть и не является единственной, наиболее распространена и известна среди поклонников "Бала вампиров".
Вариант этот неплох и даже трогательно красив в своей романтичности, только вот на его фоне по-особенному сильно "выстреливает" то, что в немецком "sternkind" - не просто эпитет, а вполне устойчивое словосочетание с весьма неожиданным значением - "мертворожденное дитя". Если быть точнее - мертворожденное или умершее после родов, т.е. заранее обреченное. Можно, пожалуй, даже довести мысль до того, что умершее некрещенным (а в данной истории, думается мне, это вполне уместно).
Этот неожиданный фразеологизм заставляет по-другому посмотреть на всю ситуацию в целом. Сара по-прежнему сама принимает решение принять заманчивое приглашение графа, но сама ее чувственность, тоска, желание и готовность шагнуть в пропасть принимают оттеннок трагичной предопределенности. Это как вирус в крови, который может не проявиться, но от которого уже никуда не деться. И в свете этого совсем иначе звучат многие строки: слова "Долгие годы я был лишь предчувствием в тебе" в "Gott ist tot", одна из основных тем про "Будет ли тебе достаточно? Ты точно знаешь, что тебе никогда не будет достаточно!" из "Einladung zum ball", весь "Totale Finsternis" и даже предшествующий ему хор вампиров и хрестоматийное "Sei bereit, sternkind!" (на фоне которого пресловутое питерское "Час настал, Сара" звучит и вовсе бессмысленно).
Все это делает образ Сары если не однозначнее, то в определенней степени драматичнее и интереснее - что для зрителей, что для актрис. Поэтому нельзя сказать, что он прост и не требует каких-то особенных актерских талантов. Нет, эта простота обманчива. Образ, построенный на чувствах, требует того, чтобы его прочувствовали и поняли, - и тогда он играет десятками новых, свежих, вкусных красок.
Это есть и у Корнелии Ценц, и у Джессики Кесслер, и у Марьян Шаки и даже у Мэнди Гонсалес в безвкусно-кичевой бродвейской постановке.
И этого, увы, нет у наших питерских Сар - очень надеюсь, что всего лишь "пока".
Сказка "Красные башмачки"КРАСНЫЕ БАШМАЧКИ
Жила однажды бедная девочка-сиротка, у которой не было обуви. Стала она собирать лоскутки и через некоторое время сшила себе пару красных башмачков. Они получились грубыми, но девочка их любила. Надевая их, она чувствовала себя богатой, несмотря на то что ей каждый день дотемна приходилось искать себе пропитание в глухом лесу.
Но однажды, когда она, одетая в лохмотья и обутая в красные башмачки, шла по дороге, рядом остановилась раззолоченная карета. Ехавшая в ней старая дама сказала, что возьмет девочку к себе домой и станет воспитывать как собственную дочь. И они поехали туда, где жила эта богатая старая дама. Там девочку умыли и причесали, дали ей чистое белое белье, нарядное шерстяное платье, белые чулочки и блестящие черные башмачки. Когда девочка спросила, что стало с ее старой одеждой, и особенно с красными башмачками, старая дама сказала, что одежда была такая грязная, а башмаки такие неуклюжие, что их бросили в огонь, и они сгорели дотла.
Девочка опечалилась: пусть теперь она живет в богатстве, все равно скромные красные башмачки, которые она смастерила своими руками, были самым большим счастьем в ее жизни. Теперь ей приходилось все время сидеть не двигаясь, ходить не подпрыгивая, молчать, пока к ней не обратятся, и постепенно в душе ее стал разгораться тайный огонь. Она все сильнее тосковала по своим красным башмачкам.
Когда девочка подросла, накануне Дня избиения младенцев, на который была назначена конфирмация, старая дама повела ее к калеке-сапожнику, чтобы по этому случаю заказать пару новых башмаков. У сапожника на витрине стояла пара красных башмачков из тончайшей кожи. Они были чудо как хороши, просто сияли красотой. И хотя это было немыслимо – надеть в церковь красные башмачки, – девочка, послушавшись своего изголодавшегося сердечка, выбрала красные. Глаза у старой дамы были такие слабые, что она не разглядела, какого цвета башмачки. Старый сапожник подмигнул девочке и завернул покупку.
На следующий день служители церкви были вне себя, увидев на ногах у девочки красные башмачки, сиявшие, как натертые до блеска алые яблоки, как сердца, как только что вымытые сливы. Все не сводили с них глаз – даже висевшие на стенах иконы, даже статуи неодобрительно косились на башмачки. Но девочке они нравились все больше и больше. И пока священник произносил слова молитвы, а хор подхватывал их и орган гремел, девочка не думала ни о чем, кроме своих красных башмачков.
К вечеру старой даме доложили о красных башмачках ее подопечной. "Никогда больше не смей их надевать!" – приказала дама. Пришла суббота, но девочка не смогла надеть черные и вместе со старой дамой снова отправилась в церковь в красных башмачках.
У входа стоял старый солдат с рукой на перевязи. У него была короткая тужурка и рыжая борода. Солдат поклонился и попросил разрешения смахнуть пыль с девочкиных башмачков. Девочка выставила ногу вперед, и он выбил на подошве ее башмачка озорную дробь: тикки-тук-тук! – от которой у нее защекотало ступни. "Не забудь остаться на танцы", – ухмыльнулся он и подмигнул.
Опять все косились на девочкины красные башмачки. Но ей так нравились башмачки, красные, как кумач, красные, как малина, красные, как гранаты, что она не могла думать ни о чем другом и едва слушала проповедь. Поставит ногу то так, то этак и все любуется своими красными башмачками – даже петь забыла.
Когда она вместе со старой дамой выходила из церкви, солдат-калека окликнул ее: "Какие красивые бальные туфельки!" От этих слов ноги у девочки пустились в пляс. Сделав несколько танцевальных движений, она уже не могла остановиться: приплясывая, она пронеслась мимо цветочных клумб, завернула за угол церкви. Ноги совсем перестали ее слушаться. Она станцевала гавот, потом чардаш, а потом закружилась в вальсе по дороге через поле.
Кучер старой дамы соскочил с козел и побежал за девочкой. Он догнал ее, взял на руки и понес обратно к карете, но ноги ее и в воздухе продолжали выделывать танцевальные па. Вместе со старой дамой кучер стал стаскивать с девочки красные башмачки. Ну и зрелище это было: шляпы у обоих сбились набекрень, а девочкины ноги бешено брыкались в воздухе. Но наконец им удалось справиться с ее непослушными ногами.
Вернувшись домой, старая дама закинула красные башмачки на самую высокую полку и запретила девочке к ним прикасаться. Но девочка не могла удержаться, чтобы не поглядывать на них и не тосковать о них. Для нее они по-прежнему были самой красивой вещью на свете.
Вскоре судьба распорядилась так, что старая дама слегла в постель. Как только врачи ушли от нее, девочка пробралась в комнату, где хранились красные башмачки. Она стала смотреть, как они лежат на самой высокой полке. И чем дольше она на них смотрела, тем сильнее становилось ее желание. Наконец девочка достала башмачки с полки и надела, думая, что от этого не будет никакой беды. Но как только башмачки оказались у нее на ногах, ее снова одолело непреодолимое желание танцевать.
Так, танцуя, она вышла из комнаты, спустилась по лестнице – сначала гавотом, потом чардашем, а потом закружилась в бешеном вихре вальса. Девочка была в восторге и не понимала, что попала в беду, пока не захотела сделать поворот влево, потому что башмачки понесли ее вправо. Тогда она решила танцевать по кругу, но башмачки понесли ее прямо вперед. Башмачки понесли ее по дороге, через поля, в темный мрачный лес.
Там, прислонившись к дереву, стоял старый солдат с рыжей бородой и рукой на перевязи, одетый в короткую тужурку. "Надо же, – сказал он, – какие красивые бальные туфельки!" Девочка в ужасе пыталась стащить башмачки, но они будто приросли к ногам. Она стала прыгать то на одной ноге, то на другой, стараясь сбросить башмачки, но при этом нога, стоявшая на земле продолжала отплясывать, а другая, которую она держала руками, тоже выделывала свои па.
Так она плясала, плясала, плясала – по холмам и долинам, в дождь и в снег, ночью, на восходе и в сумерках. Только танец ее был нехорош – то был ужасный танец, и не было ей ни покоя, ни передышки.
Как-то раз она оказалась у церкви, но ужасный призрак не позволил ей войти. "Так и будешь плясать в своих красных башмачках, пока сама не станешь призраком, привидением, пока от тебя не останутся кожа да кости, – произнес он. – Так и будешь плясать от двери к двери, из деревни в деревню, будешь трижды стучать в каждую дверь. А когда люди выглянут и увидят тебя, то испугаются, как бы и с ними такого не приключилось. Пляшите, красные башмачки, танцуйте до упаду!"
Девочка хотела попросить пощады, но не успела она вымолвить слово, как красные башмачки умчали ее прочь. Она плясала, передвигаясь через заросли вереска, через ручьи, через живые изгороди, все дальше и дальше, пока не очутилась у своего прежнего дома. Там она увидела похоронную процессию: старая дама, которая взяла ее к себе, умерла. И все равно девочка плясала – мимо, вперед и вперед. В полном изнеможении и ужасе она оказалась в лесу, где жил городской палач. Почуяв ее приближение, топор, что висел у него на стене, стал подрагивать.
"Прошу вас! – взмолилась она, танцуя мимо дома палача. – Отрубите мои башмачки, избавьте меня от этой ужасной участи!" Палач взял топор и разрезал шнурки башмачков, но башмачки не хотели слезать с ног. Тогда девочка, заливаясь слезами, сказала, что жизнь ее все равно погибла, и попросила отрубить ноги вместе с башмачками. И палач отрубил ей ноги. А красные башмачки вместе с обрубками ног пошли плясать дальше – через лес, через холм – и скрылись из вида. Девочка так и осталась несчастной калекой, и пришлось ей жить в услужении. Никогда больше она не мечтала о красных башмачках.Дополнением: оригинальный "Original sin" Джима Стейнмана в исполнении Тейлор Дейн.
Listen or download Taylor Dayne Original Sin for free on Prostopleer